Дети лампы. Книга 1. Джинн в плену Эхнатона - Филип Керр

Тот же процесс теперь пошел в другом направлении: дым начал сгущаться, затвердевать, обретать человеческие очертания, а ощущение полета сменилось более привычным ощущением земного притяжения и резким, почти осязаемым давлением замкнутого пространства. Когда последний клок дыма превратился в их носки и сандалии, близнецы увидели, что находятся в огромной стеклянной комнате без окон и дверей. Мгновенно овладевший ими приступ клаустрофобии усугублялся висевшими в воздухе парами бренди, и окончательно прийти в себя и оценить ситуацию детям удалось очень не скоро.

Тяжело вздохнув, Филиппа села на гладкий стеклянный пол и пробормотала:

— Вот тебе и план! Вот тебе и поймали Иблиса!

Справившись с подступившими слезами, она спросила:

— Ну и что мы теперь будем делать?

— Могло быть и хуже, — утешил ее Джон. — Мы хотя бы живы.

— Да… запросто мог убить. — Филиппа закусила губу. — Джон, мне страшно.

— Мне тоже, — признался мальчик. — Но… куда ж отсюда денешься… — Он провел рукой по гладкой блестящей стене. — Теперь это наш дом. Пока нас кто-нибудь не вызволит.

Увидев, что сестра тяжело дышит, Джон попытался вдохнуть поглубже, чтобы побороть охватившую его панику.

— А вдруг у нас воздух кончится, что тогда?

— Ты же помнишь, что рассказал Иблис про господина Ракшаса? Он просидел в бутылке пятьдесят лет.

— Ой, не напоминай даже! — Джон в ужасе замотал головой. — А как он все-таки дышал?

— Знаешь, это все из-за запаха. Все время кажется, будто нечем дышать. Что за запах, как думаешь? От него голова кружится.

Джон принюхался. И вымученно засмеялся:

— Тут и думать нечего. Бренди воняет.

— А что смешного-то?

— Да так. Просто я подумал… «Джинн в бутылке из-под бренди».

Филиппа саркастически усмехнулась.

— Ну, я пытаюсь думать не о плохом, а о хорошем, — добавил Джон.

— Ну и что хорошего ты надумал? — Филиппа достала носовой платочек и промокнула уголки глаз.

— Во-первых, мы тут вдвоем, вместе. — Джон присел рядом с сестрой и обнял ее за плечи. — Я бы не хотел оказаться в этой склянке один.

— И я бы не хотела.

— Ну, то есть мне жаль, что ты… что он тебя тоже сюда упек. Но раз уж ты здесь, со мной, мне от этого лучше…

Спустя какое-то время Филиппа поднялась с намереньем обойти их стеклянные владения. На это ушло несколько минут.

— Забавно, — сказала она, — какой вместительной кажется эта бутылка изнутри.

— Просто мы находимся не в трехмерном пространстве, а за его пределами, — объяснил Джон.

— Интересно, а время тут тоже как-то иначе течет? Ведь так, по-моему, говорил Эйнштейн: время относительно и зависит от пространства.

— Ну и что из этого?

Филиппа пожала плечами:

— Не знаю. Просто подумала, что внутри бутылки время может течь с другой скоростью, чем снаружи.

— Что ж, звучит вдохновляюще, — сказал Джон. — Я пытаюсь свыкнуться с мыслью, что нам тут полвека куковать придется, а ты намекаешь, что пятьдесят лет могут затянуться до ста? Утешила, нечего сказать.

Филиппу замутило от ужаса. Сглотнув, она быстро сказала:

— Ты прав. Но почему обязательно медленнее? Время для нас может идти и быстрее. Пятьдесят лет пройдут за пять минут… Жаль только, что у нас с собой нет маминых угольных таблеточек.

— Давай попробуем их сделать. Помнишь, Нимрод рассказывал, что в заточении можно очень неплохо обустроиться. Сделать мебель, еду, питье. И угольные таблетки в придачу.

Филиппа, недолго раздумывая, пробормотала свое слово-фокус, и на ее ладони появились две заветные таблеточки.

— Как в аптеке! — похвалил Джон и, схватив одну, радостно проглотил.

— Может, ковер сделаем? — предложила Филиппа. — А то пол тут очень твердый и скользкий.

— Какого цвета? — спросил Джон.

— Розового. Ты же знаешь, я люблю розовый.

— Розовый? — Джон скривился. — А почему не черный? Я, например, люблю черный. Самый крутой цвет. И вообще, может лучше не ковер, а телевизор?

— Ты хочешь сейчас смотреть телевизор?

— А чем еще тут заниматься? — Джон пожал плечами.

После нескольких попыток, в результате которых на свет вместо телевизора появлялись авангардистские скульптуры, Джону удалось получить сносный экземпляр. Он тут же сделал себе кресло и включил телевизор.

— Вот ты весь в этом, — съязвила Филиппа. — Мы сидим взаперти, а тебя ничего, кроме этого ящика, не волнует.

Тут на экране появилось изображение и — Джон схватился за голову. Программы шли только местные.

— Замечательно! Только египетского телевидения нам и не хватало.

— А чего ты ожидал? Мы же не где-нибудь, а в Египте. Может, заодно арабский выучим.

Джон завопил, в ярости запустил пультом в телевизор и закрыл лицо руками.

— Нам никогда, никогда отсюда не выйти! — вздохнул он.

Внутри бутылки минуты превращались в часы, часы — в дни, и близнецы развлекались тем, что обставляли и благоустраивали свое стеклянное, пахнущее бренди жилище. Проблема была только в одном: они кардинально расходились в понимании красоты и уюта. Поэтому через неделю они решили разделить все пространство пополам, разгородив его ширмой. И на своей половине каждый сделал все по своему вкусу: Джон — в стиле «хай-тек», в серо-черных тонах, с большим кожаным креслом, которое откидывалось в несколько позиций, с огромным холодильником, игровой приставкой и широкоэкранным телевизором, оснащенным DVD-проигрывателем. Так что ему всегда было что смотреть — при условии, что он видел этот фильм хотя бы раз. Ему решительно не удавалось создать совсем новое, не виданное прежде кино. Жилье Филиппы было, естественно, розовым и пушистым — с большой кроватью, кучей мягких игрушек и радиоприемником, который принимал исключительно местные каналы, но девочке египетская музыка уже почти нравилась. Еще у нее была библиотека с книгами о фараонах и хорошо оборудованная кухня, где она училась готовить. Однажды она решила приготовить торжественный обед и пригласить Джона на свою половину бутылки. Они как раз принялись за еду, когда над их головами послышался уже знакомый звон — кто-то отвинчивал пробку.

Филиппа икнула и начала растворяться.

— Наверно, Иблис все-таки решил нас убить, — шепнул Джон, едва различая сестру среди заполнившего бутылку дыма.

— Ты же велел во всем искать что-то положительное!

— Знаешь, мне уже все равно, главное, чтоб он нас не мучил, а убил побыстрее. А сидеть здесь взаперти больше сил нет.