Боевой расчет "попаданца" - Вадим Полищук

Гах! Бах! Та-та-та! В интервале между залпами одиночный выстрел прозвучал весьма отчетливо. И тут же взрыв — прямое попадание! Один шанс из ста тысяч! Самолет с оторванным крылом потянуло в сторону, он успел пару раз перевернуться вокруг продольной оси, прежде чем плашмя врезался в землю. Отлетело в сторону второе крыло, шлейф черно-оранжевого пламени протянулся за фюзеляжем, двигатель сорвался с моторамы и закувыркался по степи. Красота! Фантастика!

— А-а-а-!

В восторге орут все, кто хоть на секунду смог отвлечься и увидеть незабываемое зрелище. Второе, оторванное снарядом крыло упало на землю гораздо позже, чем сам самолет, и довольно далеко от места его падения, с другой стороны огневой позиции. Второй «мессер» выпустил короткую, неприцельную очередь и, используя набранную на пикировании скорость, свечой ушел в небо. Отбились. Залп батареи снова становится четырехорудийным. А вскоре немцы выходят из нашей зоны поражения. Едва прозвучало «Отбой!», как все бросаются поздравлять расчет, сбивший «мессера». Остатки истребителя горят жарким бензиновым пламенем, в полусотне метров лежит металлическая глыба, перемазанная черноземом, — двигатель.

Не успели остынуть страсти, как снова доносится «К бою!» — на подходе девятка двухмоторных «юнкерсов». Идет вторая волна немецких бомбардировщиков и истребителей. На подходе ее перехватывают наши истребители, в воздухе закипает бой. Время от времени из воздушной свалки вываливаются горящие точки. Но вот истребители метнулись в сторону — теперь наступает наше время.

Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Немцы вынуждены выполнять противозенитный маневр, научили мы их уважать нашу стрельбу. Потерь у них нет, но и скоординированной атаки на город не получается. Ну, почти не получается. На отходе на них опять наваливаются наши истребители. В здешней дивизии каких только истребителей нет, даже «харрикейны» одно время летали, но сейчас куда-то исчезли. Основу ее самолетного парка составляют «миги», еще из современных — штук десять «лагов». Есть несколько «ишаков» и «чаек». Но исправных самолетов всего три десятка, не больше.

— Отбой!

Только расслабились, как тут же:

— К бою!

На подходе третья волна. Люди устали, но темп огня не снижается. Несколько бомбардировщиков прорываются к городу, на этот раз они идут к переправам через Воронеж. Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах!

— Горит! Горит!

Это уже наша работа. Немцы торопливо освобождаются от груза и поворачивают обратно. Только присели и перевели дух, как опять:

— К бою!

Совсем озверели фрицы. Несколько наших истребителей пытаются клевать немецкий строй, но сами оказываются втянутыми в карусель с истребительным прикрытием. Очередная девятка входит в зону зенитного огня, на этот раз это опять «хейнкели». Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Все впустую — все фрицы уходят назад целыми.

Надеюсь, это были последние. Ага! Счаз-з-з! Команда «К бою!» заставляет меня с трудом оторвать свое увесистое тело от планеты и приступить к своим обязанностям.

— Темп десять, совмещай!

Небольшая пауза.

— Огонь!

Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Да чтоб вы все сдохли, сволочи! «Сволочи» в очередной раз разгружаются над городом и уходят, подыхать они не собираются. Одного мы вроде зацепили, но и он ушел, чуть отстав от основной группы.

— Отбой!

Я падаю там же, где стоял, рядом валится расчет. Только наводчику Дементьеву хорошо, ему падать не надо, он и так сидит. Казалось бы, я в бою снаряды не ворочал, а гимнастерку хоть отжимай. Понятно, что жара в конце июня стоит, но не до такой же степени. Видимо, сказывается нервное напряжение.

На бруствере появляется комбат, я только рот открыл, чтобы «Смирно!» скомандовать, но Филаткин меня опередил.

— Вольно!

Видимо, команда подразумевает разрешение лежать в прежних позах, но я все-таки поднимаюсь — неудобно с командиром разговаривать лежа, да еще на полтора метра ниже его сапог.

— Как орудие?

— В порядке орудие, товарищ старший лейтенант!

Комбат спрыгивает вниз, забирается на повозку и прикасается рукой к цилиндру накатника. Я в шоке, раньше за ним таких привычек не водилось.

— Горячий, — Филаткин отдергивает руку и поясняет. — На старых «три ка» сегодня были случаи отказов из-за перегрева.

— У нас порядок, товарищ старший лейтенант!

— Ладно, отдыхайте, — разрешает комбат, — минут через сорок придут грузовики со снарядами.

Курорт закончился, началась война.

Тридцать пять ящиков на семь мужиков, каждый ящик восемьдесят два килограмма. Эти восемьдесят с гаком килограммов нужно снять с кузова трехтонки, пронести несколько метров и аккуратно опустить в специальный ровик. Что вы говорите? Плевое дело? Ах да, денек у грузчиков был, не приведи господи, с ног валятся. Все равно плевое? Ну, ну. Поглядев на нас, Коляныч впрягся в разгрузку без всяких дополнительных приказов. Но все равно последние ящики тащили буквально волоком. Когда ЗиС отъехал от позиции, расчет уже лежал в разных позах, тяжело дыша. Посмотрев на часы, я принял следующее решение.

— Сейчас отдыхаем. Минут через пятнадцать-двадцать кухня приедет. После ужина еще ствол протрем.

— Протрем?! — взвыл Серега Дементьев. — Командир, имей совесть — ночью наверняка опять стрелять будем.

— Так что, если у нас красноармеец Дементьев слегка притомился, то пусть ствол мхом зарастает? Ни хрена! Надраивать не будем, но нагар убрать надо. А что касается совести, то я ее на сержантские петлицы поменял. Так что на будущее, взывать к ней — бесполезно. Кстати, Серега, сколько у меня треугольников в петлице?

— Ну, два.

Осторожно отвечает наводчик, опасаясь подвоха.

— А я сейчас к комбату пойду и еще по одному попрошу.

— Зачем?

— А чтобы такой «пилой» тебя пилить удобнее было.

Гы-гы-гы — негромко смеются мужики. Они очень устали и надо как-то поднять им настроение, ну хоть чуть-чуть. Потом приехала долгожданная кухня, и мы медленно ковыряли надоевшую «шрапнель», чтобы оттянуть начало чистки орудия. Когда каша все-таки заканчивается, нас ожидает привычное «И-и-и, раз! И-и-и, два!». Сначала протираем ствол банником, потом сливаем керосин и еще раз проходим по стволу банником, обмотанным чистой ветошью. После этого приступаем к пыжеванию. Дважды прогнав пыж через ствол, решаем, что хватит, и буквально уползаем в свою землянку. Я днем меньше остальных работал, а вымотался так же, возраст, однако, сказывается.

Едва стянув сапоги, я уже намеревался забыться в спасительном сне, но мне и тут покоя не дали.

— Командир, а, командир.

— Чего тебе, Рамиль?

— А первый расчет к награде представить хотят.