Свой среди волков - Шон Эллис

Пренебрежительное, а подчас и откровенно враждебное отношение ученых меня не удивляло. Складывалось впечатление, что молодые специалисты зашорены, не решаются ставить под сомнение общепринятые теории, ибо опасаются погубить на корню свою карьеру. Но вот с Дугом Смитом, возглавляющим программу по восстановлению популяции волков в Йеллоустонском национальном парке, у меня состоялся продуктивный разговор. Мы сидели на плато Блэктейл-Дир, любуясь великолепным видом на парк, и я в кои-то веки чувствовал себя спокойным и раскованным. Впервые на горизонте забрезжил свет надежды. До сих пор мне ни разу не удавалось вступить в нормальный диалог с биологом, обменяться идеями. Конечно, мы работали на камеру, но в итоге оба признали, что компромисс и возможен, и необходим.

Дуг соглашался, что вой и запах — ключевые элементы волчьей коммуникации, но при этом самые малоизученные. Что у каждого волка свой голос, он тоже знал, а вот в то, что хоровые завывания имеют целый спектр разных значений, кажется, не очень-то верил.

В Йеллоустоне разработали блестящую программу, которая послужила примером для других регионов, в том числе и для Айдахо, однако и в ней, на мой взгляд, были допущены ошибки. Ученые, глядя на этот изумительный заповедник с его бескрайними просторами, живописными долинами, лесами и реками, решили, что волкам тут будет раздолье, а публика с радостью вывернет карманы, чтобы поглазеть на грозных хищников, гуляющих на свободе. Но добавить волков к ландшафту — это лишь часть уравнения. Выгнав всю свою потенциальную еду за пределы парка, волки волей-неволей вынуждены были ее преследовать и на чужой территории, чем моментально восстановили против себя окрестных скотоводов. В природе стаи-конкуренты высаживают друг к другу боевые десанты, гоняют добычу туда-сюда, соблюдая некое равновесие, благодаря которому границы в целом не нарушаются. А если у нас нет запасной стаи соперников, ее, как подсказывает мой опыт, вполне заменит аудиозапись. Искусственный вой напугает травоядных, они вернутся в родной парк, и у волков отпадет необходимость соваться к людям. Но высокоученые координаторы программы вечно тряслись над своим авторитетом и не допускали мысли, что альтернативные методы какого-то психа самоучки могут оказаться полезными.

Еще мы с Дугом долго обсуждали сходные черты волков и собак, особенно их врожденные социальные функции. В Айдахо, помнится, я вновь и вновь поднимал эту тему, а мне дружно затыкали рот. Я просто нутром чуял, что собака — ключ к волку, и наоборот. Если мы хотим, чтобы люди научились понимать и ценить волка, надо им объяснить, как он похож на их старых верных четвероногих друзей. Но биологи и слушать меня не желали, все твердили, что это совершенно разные животные и проводить между ними какие-либо аналогии бессмысленно. И нате вам — десять лет спустя Дуг Смит, эксперт с мировым именем, говорит практически то же самое, что и я, и с его мнением считаются. Только представьте, скольких проблем можно было бы избежать, если бы биологи не прикидывались глухими все эти годы.

Когда я последний раз навещал образовательный центр в Айдахо, их стая, за которой я так долго ухаживал, представляла собой жалкое зрелище. Волков осталось всего трое, что неудивительно: слава о них распространилась так широко, что чуть ли не каждый обыватель знал их по именам. А ведь когда-то, давным-давно, собаки почти не отличались от волков. Мы приручили их, поселили у себя дома — и они изменились.

Люди, по глубинной сути своей, одиночки. То есть нам нравится иметь семью, но в крайнем случае мы всегда можем без нее обойтись. Собаки, тысячелетиями жившие с нами бок о бок, переняли от нас эту особенность. А теперь и волки, обитающие в неволе, ступили на тот же путь. Они злобятся друг на друга, дерутся и порой убивают сородичей, снижая численность стаи. А все почему? Потому что в неволе никто не покушается на их владения, голодная смерть им не грозит стопроцентно, а раз так, то и семья, получается, не нужна. В природе каждый ранг должен быть представлен, каждый должен работать на выживание, в природе стая — это всё. Но человек влияет на волков — даже на совсем диких! — все сильнее, и их поведение меняется.

Волк как никто умеет адаптироваться — эту истину в меня накрепко вбило племя нез-персэ. Они и сами в свое время находились на грани вымирания и брали с волка пример, искали у него совета и помощи, потому что волки, как показывает история, — непревзойденные мастера отступать от края могилы. Природа, частью которой они являются, всегда найдет выход. Мне так хочется верить, что в один прекрасный день человек перестанет демонстрировать свое превосходство и прислушается! Биологи используют волков как дорожку к ученой степени; индейцы же видят в них символ жизни и надежды. Они рассуждают так: если волк может вернуться на свою землю, то и мы когда-нибудь сможем. Поэтому посиделки на плато я воспринимал как серьезный прорыв. Дуг испробовал научный подход, убедился, что этого недостаточно, и, в отличие от большинства своих коллег, огляделся в поисках дополнительных инструментов. Остается надеяться, что его пример вдохновит и других.

Фильм «Человек среди волков», он же «Человек-волк», вышел на экраны в марте 2007 года и произвел порядочный фурор. Мы чуть не взяли «Эмми», но Meerkat Manor[9]увел награду буквально у нас из-под носа. Перед премьерой меня отправили в Штаты участвовать во всяких рекламных мероприятиях, и как-то вдруг оказалось, что едва ли не каждый встречный знает меня в лицо. Хелен ездила со мной, и мы бесподобно провели время. Нас поселили в очень симпатичном отеле. Такой огромной ванны, как в нашем номере, я в жизни не видал и плескался в ней, почти не вылезая, — это был рай на земле. Однажды вечером мы с Хелен решились предпринять самостоятельную вылазку и посетили какое-то шоу на Бродвее. На обратном пути я чувствовал себя как вытащенная из воды рыба, да и выглядел, наверное, не лучше, а тут еще заметил прямо по курсу компанию ребят в фуфайках с капюшонами. Парни цеплялись к прохожим, явно нарывались на приключения, и мне тут же вспомнились все фильмы про Нью-Йорк, где непременно кого-то грабили и насиловали на улицах. А хулиганы, как назло, двигались в нашу сторону, поэтому я предупредил Хелен, что сейчас толкну ее в ближайшую подворотню и попытаюсь отбиться, а она пусть бежит со всех ног. Они тем временем приближались — четыре, пять, нет, целых шесть человек. Сердце колотилось как бешеное. Ни дикие волки, ни даже медведи не внушали мне подобного ужаса. Громила с бандитской рожей, по виду их предводитель, подошел ко мне вплотную, ткнул в плечо и… заорал: «Эй, народ, это ж Человек-волк!» Пожав мне руку, он дружелюбно поинтересовался, как дела, а я все думал про себя: как же это тебя угораздило в пятницу вечером засесть дома, да еще смотреть канал National Geographic?

Хелен между тем сделалась неотъемлемой частью моей жизни. Чем дольше мы общались, тем яснее я понимал, что прежде никогда не любил по-настоящему и даже не представлял себе, каково это. Меня поражала новизна ощущений: предвкушение, смех, потребность постоянно быть рядом, знать о ней абсолютно все. У нас обнаружилось столько общего! Она души не чаяла в детях, я — в волках, казалось бы, такие разные интересы, и тем не менее наши мечты и жизненные принципы во многом совпадали. Хелен работала помощницей школьного психолога, но ее взгляды на воспитание детей, особенно детей-инвалидов, почти так же шли вразрез с традициями, как и мои методы изучения волков. Мы даже сталкивались со схожими трудностями: она воевала с косностью школьной администрации, тогда как я тщетно пытался достучаться до ученого сообщества. День за днем я убеждался в том, что обрел родственную душу, нашел человека, который мне нужен… единственного на свете человека, который мне нужен не меньше, чем волки.