Возвращение домой.Том 1 - Розамунда Пилчер

Утром в воскресенье все мы пошли в церковь в Роузмаллионе, а оттуда — на обед к миссис Боскавен, тетушке полковника Кэри-Льюиса. Она очень старая и живет в очень старом доме. Называется он Дауэр-Хаус. Там полным-полно старинных вещей, а служанка Изобель долгие годы живет с миссис Боскавен. Дом стоит на холме, и оттуда видно море. Вниз по склону холма спускается сад со множеством террас и живых изгородей. В одном месте находится фруктовый садик, а в нем — прелестный деревянный детский домик для игр. На самом деле, это дом приличных размеров и хорошо обставленный. Джесс пришла бы в восторг. Миссис Боскавен (она просила называть ее тетей Лавинией) взяла меня туда после обеда, мы осмотрели сад и поговорили. Она очень добрая старушка. Надеюсь, когда-нибудь я снова там побываю.

Миссис Кэри-Льюис говорит, что я могу опятьприехать в Нанчерроу, это очень мило сее стороны, Я уже написала ей, как положено, письмо с выражением благодарности за гостеприимство. Через несколько дней каникулы, и я поеду в Уиндиридж, Мы гуляем четыре дня, спятнииы до вторника. Пришла открытка от тети Луизы: она приедет за мной на машине утром в пятницу, и мы поедем в Порткеррис покупать велосипед.

Я взяла свой китайский ларец в Нанчерроу и на время оставила его там, потому что в школе его некуда деть. Миссис Кэри-Льюис подарила мне несколько своих раковин каури, чтобы я положила их в один из выдвижных ящичков ларца.

С уроками все в порядке, за тест по истории яполучила семь баллов из десяти. Сейчас мы проходим по литературе Хораса Уолпола, а по истории — Утрехтский договор. Очень хочу узнать о вашем новом доме в Сингапуре. Тяжело вам будет расставаться с Джозефом и Амой.

Крепко обнимаю, привет Джесс,

Джудит».

Она стояла у окна своей спальни в Уиндиридже и смотрела на поле для гольфа и на бухту вдали, но ничего не могла толком разглядеть: все было затянуто матовой пеленой проливного дождя. Да и на глаза ее непрестанно наворачивались детские, глупые слезы — неожиданно ею овладела отчаянная тоска по дому.

Странное дело, ведь только что начались короткие каникулы в середине триместра, а с тех самых пор, как мама попрощалась с ней и уехала, оставив ее в «Святой Урсуле», подобное уныние не охватывало ее. В школе просто времени не оставалось скучать по дому, слишком многое надо было сделать, успеть, выучить, продумать и запомнить, в то время как вокруг без конца суетились и сновали другие люди, гремели звонки, и умственное напряжение разнообразилось такими обильными дозами подневольной физкультуры и спорта, что когда Джудит наконец забиралась в постель и можно было поплакать в подушку, она, почитав несколько минут, проваливалась в глубокий сон.

Да и в Нанчерроу, рассказывая по ходу разговора о родителях и сестре, вежливо отвечая на вежливо поставленные вопросы, она не чувствовала ни пронзающей тоски, ни боли. По правде говоря, во время того волшебного уик-энда Джудит почти и не вспоминала о маме с папой, как будто они принадлежали какому-то погибшему, точнее — исчезнувшему на время миру. Может быть, надев вещи Афины Кэри-Льюис, Джудит обрела вместе с ними какую-то новую индивидуальность — человека, потерявшего связь с семьей и живущего только настоящим.

Теперь с тоской она вспоминала о Нанчерроу, мечтая перенестись туда, к Лавди, в этот храм солнца, цветов и света, из бездушного дома тети Луизы, угнездившегося на вершине холма назло всем ветрам, где у нее не было другой компании, кроме трех пожилых женщин. Но здравый смысл наконец пришел ей на помощь, напоминая, что весь Корнуолл сейчас мокнет под дождем и Нанчерроу не может избежать этой общей печальной участи. Еще когда она проснулась в школьной спальне, за окнами царил мрак, н ей стало ясно, что погодка сегодня выдалась отвратительная. В обмундировку учениц были поспешно включены макинтоши и резиновые сапоги, и в десять часов они хлынули потоком через парадную дверь на улицу и зашлепали по лужам к ожидающим их автомобилям. Всегда пунктуальная тетя Луиза уже ждала Джудит в своем старом «ровере», а за Лавди еще не приехали, и она горько жаловалась, что должна терять время и торчать в противной школе, пока кто-нибудь не соизволит за ней явиться.

(В каком-то смысле это было даже к лучшему: Джудит не больно-то хотелось представлять друг другу тетю Луизу и Диану. Вряд ли они нашли бы общий язык, и тетка всю дорогу до Уиндириджа непременно отпускала бы ехидные замечания по адресу Дианы.)

Несмотря на непогоду, утро прошло хорошо. Они остановились в Пензансе сделать кое-какие покупки и заглянули в банк, чтобы взять для Джудит карманные деньги на время каникул. Потом зашли в книжный магазин, неспешно походили по рядам, и Джудит купила себе новую авторучку: в школе она одолжила свою ручку одной девочке, и та сломала перо. Наконец, после кофе с пирожными в кафе, поехали в Уиндиридж. Поездка в дождь в компании с тетей Луизой, которая со зловещим стуком переключала передачи и лихо надавливала своим начищенным башмаком на педаль акселератора, была, мягко выражаясь, нелегким испытанием, Джудит не раз зажмуривала глаза, готовясь к мгновенной смерти, когда тетя обгоняла на повороте автобус или стремительно взлетала на узкую вершину бугра, совершенно не думая о том, что кто-нибудь может неожиданно вынырнуть ей навстречу. Все же, каким-то чудом, они благополучно добрались до Пенмаррона, и тут-то, пока они проезжали через деревню, на Джудит нахлынула тоска по Ривервью и по маме с Джесс. Так непривычно было оставаться на главной трассе, вместо того чтобы свернуть влево, на узкую сельскую дорогу, бегущую через поля к морскому рукаву и железнодорожной станции. Поднявшийся из мглы мрачный Уиндиридж только усилил тяжелое чувство, в лишенном деревьев, выбритом саде тоже не было ничего утешительного.

Горничная Хильда подошла к дверям, чтобы помочь с чемоданами. «Я отнесу их наверх», — объявила она, и Джудит поплелась следом. Она знала зтот дом не хуже, чем Ривервью, но раньше никогда не оставалась здесь надолго, даже на одну ночь, и теперь все казалось ей незнакомым и чужим, все пахло как-то не так, и ей смертельно хотелось оказаться в любом другом месте — где угодно, только не здесь.

И вдруг без всякой видимой причины смятенное чувство бездомности охватило Джудит. Ее комната, бывшая спальня для гостей, была очень милой и симпатичной, привезенные из Ривервью вещи были аккуратно расставлены, разложены по шкафам и ящикам комода. Здесь же был ее письменный стол, на полках стояли знакомые книги. А на туалетном столике цветы… Но ничего больше. Ну, а чего же еще ей надо? Чего ей недостает, чтобы заполнить этот ужасный вакуум, эту пустоту на сердце?

Хильда отпустила несколько банальных замечаний: о грязи на улице, о близости ванной, о том, что обед подается в час — и удалилась. Оставшись одна, Джудит подошла к окну и не смогла удержаться от нелепых слез.

Ей недоставало Ривервью, мамы, Джесс и Филлис; ей нужны были все знакомые виды, звуки, запахи. Спускающийся под гору сад и спокойный морской рукав, взбухающий с каждым приливом; день, начинающийся с бодрого грохотанья маленького поезда. Убогое очарование заполненной цветами гостиной и лязг кастрюль и мисок, доносящийся из судомойни, где Филлис готовила к обеду овощи под нескончаемый аккомпанемент звонкого голоска маленькой Джесс. А запахи — они волновали даже еще сильнее и прочно удерживались в памяти. Чистый лавандовый аромат мыла «Вим-энд-Ярдли», исходивший из ванной; сладкое благоухание бирючины со стороны живой изгороди у парадного входа; во время отлива — острый привкус морских водорослей в воздухе. Запах торта из духовки, жареного лука на сковородке…