Ричард Длинные Руки. В западне - Гай Юлий Орловский

Он вроде понял мою запутанную мысль, вздохнул тяжко, словно это он несет коня на спине.

– Хотите сказать, что если суметь погасить такой пожар, интересно посмотреть, что вырастет?

– Да, – согласился я, – только какие из нас гасители? Зато поджигатели еще те.

– Поджигать даже дети умеют, – буркнул он. – Так мы начинаем строить дороги?

– После пробной, – сказал я, – сразу начинаем осваивать дорогу к Гессену!..

Он поинтересовался с расстановкой:

– Черро ваш, уже знаю. Но королевство Гессен?

– Под моим внешним управлением, – заверил я. – Так распорядился император Герман. В общем, мое.

– Не империи Клонзейд?

– То было бы признаком поражения Германа, – пояснил я, – а зачем нам так грубо? Важнее реальная власть.

Он посмотрел с укором.

– Потому в империи Германа вы все еще принц императорской мантии?..

– А что такого? – спросил я. – Зато император передает мне важные полномочия. Как бы своему подданному!.. От этого его власть в глазах придворных только крепче.

– Что передает власть?

– Что я подданный.

Он поморщился.

– А вы делаете вид, что выполняете его поручения?.. Я бы устыдился притворяться.

– Вы рыцарь, – сказал я с сочувствием. – Доблестный рыцарь с головы до ног и до глубины души и сердца. Квинтэссенция аристократических традиций!.. Но в этом южном мире, где о рыцарских временах давно забыли, нужна другая политика. Не от сердца, а от головы. Политика, в которой деньги не пахнут, а цель оправдывает средства.

Он промолчал, несколько озадаченный, хотя и это на его лице, сколько несогласный. Человек должен всегда оставаться человеком и все такое, не представляет, что кроме великолепной рыцарской картины мира, благородной и возвышенной, могут быть и другие, не такие прекрасные, но разве мы сами прекрасные, благородные или возвышенные?

Послышался быстро приближающийся треск, Альбрехт ухватился за рукоять меча, я смолчал, уже узнавая.

Через пару мгновений кусты с треском распахнулись, мелькнуло крупное угольно-черное тело, в пасти Бобика крупный разжиревший барсук.

Не останавливаясь, он в два прыжка оказался у перепуганного коня Альбрехта и, вскинув голову, не подал Альбрехту добычу, а положил ему на седло.

– Ну спасибо, – ответил Альбрехт. Он поспешно ухватил здоровенного, как матерый кабан, барсука.

Бобик плюхнулся на зад и посмотрел на него довольными глазами.

– Он вас любит, – заметил я. – Видит в вас такого же охотника.

– Ну спасибо, – повторил Альбрехт, он с усилием удерживал сползающую с седла тушу. – Мы с ним прям два сапога пара.

– Пора переходить на туфли? – спросил я.

– Ни за что, – ответил он, взглянул на меня с сочувствием в холодных серых глазах, а когда заговорил, голос звучал совсем не мягко или утешающе: – Сэр Ричард!.. Но разве Господь не велел нам делать что-то лучше, чем мы сами?

Я помолчал, Альбрехт просто гений в делах практических, но сейчас сказал такое, что не услышишь и от богослова.

– Господь дал нам свободу даже от Себя, – ответил я. – Потому что верит в нас… Но сейчас я думаю, что как бы Маркус не ворошил поверхность земли, но недра, где продолжают работать машины древних, от него в недосягаемости? И хотя почти все прекратили работу, не получая команд, но какие-то еще пыхтят, выдают наверх горы никому не нужных слитков.

Он воскликнул с предостережением:

– Сэр Ричард…

– Успокойтесь, – ответил я, – к тем древним механизмам не полезу, хотя и хочется. По крайней мере, вот прям сегодня. Сперва разберемся, что с людьми делать. Этот гребаный гуманизм… хотя в нем есть высшая цель, в быту недопонимаемая.

– Сэр Ричард?

– Народу нужно набрать побольше, – пояснил я. – Когда много, тогда и задачи решаются великие!.. Один человек может мало, племя – уже много, королевство – очень много, империя вообще решает гигантские задачи, а все человечество так и вообще не только горы свернет, но и звездное небо перекроит, как попону боевого коня.

Он вздохнул.

– Не понимаю вас, сэр Ричард. Нет, смутно что-то улавливаю, но это вроде того, как если бы пытаться в озере руками поймать сонного карася, а ухватить за хвост гигантского ящера…

– В вас спит ученый, – сказал я с похвалой. – Формулируете точно и образно.

– Пусть спит, – разрешил он. – Мне больше нравится меч в руке и быстрый конь подо мной, чтобы ветер свистел в ушах!

– Не брешите, – сказал я с мягким укором. – Хотя мы все брешем, но не всегда же и не всем?.. Вы не доблестный сэр Растер, образец мужества и рыцарства.

Он зябко передернул плечами.

– Нам лучше вернуться. Мозги проветрили даже слишком, а то мысли у вас все опаснее и опаснее. Насчет священников решили?

– Да, – ответил я. – На днях отправлюсь.

– Не горбитесь, – сказал он с сочувствием. – А то уже вижу… дураков и среди них много.

– Дураки пусть, – ответил я, – на дураках мир держится. Опаснее фанатики. Они бесстрашны и не отступают с дороги, которую кроме них никто не видит. Хотя отец Дитрих очень умен, но где наберет армию таких, как он сам?

Возвращались поздно, за это время на мир спустился вечер, ночь вступила в права, но город освещен чуть ли не так, как днем, разве что небо загадочно темное, даже звезд почти нет.

Чем ближе ко дворцу, тем больше на улице гуляющих, со всех сторон слышна музыка, на перекрестках часто попадаются бродячие актеры с жонглерами и танцовщицами.

Охрана дворца работает, как часы, быстро и ловко распахнули ворота и так же моментально закрыли следом, только и услышали, как звякнул длинный двойной засов.

Обрадованный Бобик, заскучавший за время прогулки, когда мы заодно заскочили на ряд объектов, а еще и проверили, как работает городская охрана, напомнил нашим отрядам, что мы все-таки в захваченной стране, а кто прозевает, того сожрут.

Однако на огромной территории дворца, что не меньше по размерам среднего города, яркий свет, толпы празднично разодетых вельмож и роскошных женщин, то ли дело смех, довольный раскатистый мужской, тонкий игривый женский, шуточки, музыка, песни, все сливается в вечный праздник, что не прерывается даже днем, а только малость утихает…

– Я к себе, – сказал Альбрехт. Он соскочил на землю, бросил повод подбежавшему лакею. – А вы уж погуляйте по-императорски. Только город не сожгите, вдруг пригодится. Потом спалите.

– Не дождетесь, – заявил я. – Посмотрим, кто заснет раньше.