Сепсис - Элина Самарина

— А, вот ты где? — удивленно застыл в дверях Генрих. Он вполголоса что-то поручил секретарше и вернулся к Владе. Но это был уже не прежний Генрих. Это был его двойник, так и не усвоивший манеры прототипа. Куда делись теплый взгляд, смущенно-лукавый наклон головы? Сейчас перед Владой стоял надменно-дерзкий незнакомец.

— Генрих! — простонала Влада, пытаясь встать. От длительной неподвижности тело затекло, онемело. Влада хотела встать, но не удержали затекшие ноги. Она изогнулась, скособочилась и стала похожей на вздыбившегося богомола. Влада выглядела жалкой. — Как он?

— Нормально… Ты лучше позаботься о себе… Вот тебя ждут перемены… Бо-ольшие перемены! Пока он будет в больнице, твоя судьба решится. Я позабочусь об этом.

Влада не понимала. Смотрела на еще недавно близкого друга, стоящего теперь над ней в позе карателя. В его гневном взгляде читался приговор.

Взяв сумку, она поплелась к двери, но Генрих жестко вернул ее:

— Куда ты собралась?

— Домой.

— У тебя есть дом? Теперь у тебя дорога лишь в один дом — казенный.

— Не смей так со мной говорить, — бесчувственно отозвалась Влада.

— Да? А кто ты такая? — Генрих больно сдавил ей руку. — Кто ты без него? Пустое место! Ты хоть понимаешь, кому причинила боль? Даже сейчас, когда ты поступила, как последняя сука, он беспокоится о тебе! «Не трогай ее!», «Она в агонии!». Он так и не понял, что ты — мразь. Тебя надо было задушить, как только ты перебежала к этому ублюдку!

— Ни к кому я не перебегала, — устало возразила Влада.

— Ты думаешь, я поверю? Это только наивный Лекс мог верить в твои сказки!.. Что, денег у твоего фаустенка больше? Ты даже не смогла оценить, что денег у Фауста больше ровно настолько, насколько больше вони от двух кусков говна, чем от одного. Все одно. Разница лишь в цифрах, а возможности иметь все, что захочешь, — одинаковые!

— Раньше ты сравнивал с лучами солнца… — Влада инертно выдергивала руку. — А теперь…

— Раньше ты была королевой. А теперь…

— Генрих… Дело не в том, у кого сколько денег… Если бы Алексей потерял все деньги, я не разлюбила бы… Но он мне изменил!

— Ха-ха! — зло рассмеялся Генрих. — Он не изменил, а изменял! У Алексея всегда были женщины! Их было — миллион! Но ты была одна!

— Так не бывает… Отпусти меня!

Он грубо усадил Владу на диван:

— Сиди, не рыпайся. Сейчас за тобой придут.

Влада растерянно озиралась в поисках своего постоянного оплота и только потом поняла, что нет его здесь. Она беззащитно заплакала.

— Ты не сделаешь это! Лекс тебе не простит. И дети…

— Дети тебя знать не хотят. У них есть отец, а место матери — вакантно.

* * *

— Все, Фауст, укатал я Берковича на наши условия! Как младенца укатал! — возбужденный Дон влетел в кабинет Паустовского. В ажиотаже он даже не заметил, что Павел никак не отреагировал на давно ожидаемую благую весть. Он сидел в кресле непривычно вытянувшись, губы его были твердо сжаты. Отрешенно повернувшись к Дону, посмотрел на него, словно не узнавая.

Для этой прострации была причина. И очень, очень веская! Час назад он узнал, что Владу посадили. Известие потрясло, повергло в шок всегда уравновешенного Фауста. Он — циничный, прожженный, никак не мог допустить, представить Владу в камере. Однако не дал эмоциям сковать себя. Подавив бурные всплески страстей, достал из сейфа блокнотик. Решил подключить к делу тех персон, к услугам которых не прибегал даже в самые критические моменты. Держал их на экстраординарный случай. А этот — как раз такой. Самый-самый!

Неожиданно натолкнулся на вежливый, сочувствующий отказ. Причем От содействия уклонились особы из самых разных инстанций. А ведь эти особы были его, Павла, должниками. Серьезными должниками. Но все они, юля и извиваясь, объяснили, что МВД, получив добро от самого, развернуло масштабную кампанию. И непонятно, тактика это или долгосрочная стратегия. А вопрос, которым озаботился Павел Георгиевич, как раз из компетенции МВД. Никак не обойти стороной. Нужно подождать, может, недельку, может, месяц…

Каждый раз Павел, не дослушав виноватые оправдания, зло отключал телефон. И снова звонил. Чтобы через пару минут прервать и этот разговор. Единственное, что ему удалось, — выведать имя следователя. С ним и встретился в кабинете начальника следственного управления.

…Следователь Кулиш, постучав, сунул голову в дверь. Получив добро, степенно вошел, подтянув брюки, аккуратно уселся и взглянул на начальника. Тот величественно кивнул.

— Согласно материалам предварительного дознания, гражданка Бравина Влада Владимировна подозревается в нанесении телесных повреждений средней тяжести своему мужу — Бравину Алексею Юрьевичу.

Павел подался вперед и оцепенело замер:

— Мужу?!! Он что, поднял на нее руку?

— Не он. Она. Вот показания Дудина Генриха Александровича: деяние Бравиной было неспровоцированным, необусловленным ситуацией. По свидетельству Дудина, пострадавший…

— Да что вы верите Дудину! Этот скунс за своего хозяина любые фальшивые показания даст!

Кулиш с угрюмым терпением переждал филиппику Павла и, кашлянув, продолжил:

— Имеются еще показания Пузина Д.Е. — сослуживца Бравина, — из которых следует, что подозреваемая Бравина пронесла в кабинет мужа аэрозольный флакон с серной кислотой, что и явилось орудием преступления. Из этого следует, что преступление это заранее спланированно, предумышленное.

— Она что… плеснула ему в лицо кислоту? — изумился Фауст.

— Совершенно верно: плеснула в лицо серной кислотой, чем нанесла тяжкие телесные повреждения. Сейчас пострадавший находится в ожоговом реабилитационном центре.

Мысли и чувства роились в Павле, как пчелы в улье: одно опережало другое, перебивало, отталкивало, снова возвращалось. Разные это были эмоции. Поначалу Павел испытал торжество: это ведь разрыв! Окончательный и бесповоротный!! Алексей ни за что не простит Владе попорченной физиономии. И конечно же для него, для Павла, это отличный шанс. Но тут же возникла другая мысль: «Если Влада плеснула кислотой в лицо, значит, сделала это из ревности… Скорей всего из ревности. А это значит, — уныло резюмировал мозг, — что любит она».

На минуту Павла захлестнула мазохистская зависть: ему захотелось, очень захотелось, чтобы на месте Алексея был он! И снова мрачный поворот мысли: «Алексей не простит, будет яростно требовать наказания. И на компромиссы не согласится. И деньгами не проймешь. Вот почему так уперлась прежде ручная и послушная милиция. «Истец», мать его, уперся! Ну ничего, это может быть и к лучшему. Это усугубит разрыв. Пока важно это. А Владу я у них выцарапаю. Не мытьем, так катанием. Вытащу я ее! И будет она только моей. Только на моей территории будет Влада».