Форсаж - Колин Харрисон

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ... 123
Перейти на страницу:

Все это произошло после смерти Бена: «Текнетрикс» неожиданно стала процветать. Тысяча сто работников, затем три тысячи, и вот уже девять тысяч — огромный скачок. Какая горькая ирония, вместо того чтобы, разбогатев, послать Бена учиться в любую аспирантуру мира, помочь ему обзавестись семьей, да все что угодно для его Бена, он хранит его фотографии и вещи, которые Элли так и не решилась выбросить, в кладовке. Его школьную спортивную куртку, баскетбольный мяч, уже давно сдувшийся. Наверное, эти вещи перекочуют в Виста-дель-Муэрте. Он попросит Элли упрятать их подальше, чтобы не попадались ему на глаза. Пусть устроит нечто вроде святилища. Это вполне в ее духе: Элли не может обойтись без реликвий. Все еще хранит молочные зубы Джулии, ее локоны, и маленькие шерстяные рукавицы, корсет, который девочка перестала носить, когда сняла брекеты, и бутсы Бена. Элли была больше чем сентиментальна, она была суеверна, причем ее суеверие не отличалось от примитивных верований. Он понимал причину ее страхов. Но если ты фетишизируешь одно, другое, третье, то почему не все, почему бы не хранить каждый ничтожный хренов фрагмент уходящей жизни? Возможно, ее депрессия связана с ранней потерей родителей. Смерть Бена подтвердила ее худшие из страхов — страдания приходят в жизнь каждого, единственный вопрос, насколько рано откроется тебе эта невыносимая истина.

Вернувшись из Вьетнама, он спрашивал себя, не изменяла ли ему Элли. Но вскоре понял, что вопрос лишен смысла, поскольку ее преданность оставалась безграничной. Даже если что и случилось, так тому и быть. Может быть, она пережила счастливые минуты? Он мог с этим смириться, в самом деле мог. Они произвели на свет детей, их союз был скреплен на веки вечные, аминь. Элли знала, что в течение трех лет он убивал людей, получая за это жалованье. И страдала. Судьба сохранила их друг для друга. Разве ее замысел не ясен?

Он не до конца рассказал ей о том, как над ним издевались в плену. Как связывали веревками и наваливали мешки из-под риса, набитые камнями. Как объяснить пытку? Куда девается твой разум?

От психиатров в госпитале на базе ничего не скрыл. Они вытягивали из тебя кучу подробностей до того, как ты встретишься со своей семьей и отравишь ее воспоминаниями. Расскажи нам, расскажи, что там происходило. Расскажи нам все, молодой человек. Ведь мы знаем, что тебе хочется поговорить об этом. Но только с нами и больше ни с кем — ни с газетными репортерами, ни с другими пилотами. («И, пожалуйста, постарайся не болтать слишком много своей жене».) Это было их гребаной идеологией. И он старался из всех сил «соответствовать» ей. Его продержали девять недель в госпитале. Никаких фотографий — только по медицинским соображениям, никаких посещений членами семьи до тех пор, пока они не вправят все кости, не сошьют сухожилия, не откормят через катетер, не выведут глистов, не снизят дозу морфия, не починят разбитые зубы. За это время его откормили, и он набрал тридцать фунтов. Выбрит, пострижен, ногти обрезаны, новая униформа, славные костыли и пятьдесят пилюль в день, плюс корсет, поддерживающий спину. Только тогда Элли позволили увидеть его.

Это был ярчайший момент его жизни, когда он обнял ее и почувствовал, что дети обхватили его ноги. Конечно, Элли умоляла его все рассказать, чтобы она могла понять причину его долгого молчания. Он решил, что не будет вдаваться в детали.

Она желала ему добра, хотела слушать и знать, но то, что он испытал, принадлежало ему, не ей. Он же мечтал заниматься с детьми и наконец начать просто жить. Так случилось, что они никогда больше не возвращались к разговору о плене, в сознании каждого из них он превратился в аномалию, в черную заплату, пришлепанную на добротную ткань семейной истории. К тому же смерть Бена все изменила: представление о том, что такое страдание. У них теперь были две разные жизни — до того, как умер Бен, и после.

В последующие годы, когда акции «Текнетрикс» взлетели в цене, они стали богаты. Их благосостояние достигло критической массы, примерно около десяти миллионов, оно вдруг стало пухнуть и множиться как бы само по себе, расцветая благодаря растущей бирже девяностых. Элли говорила ему не раз: «У нас так много денег, что я их больше не считаю, и на концерты мне нравится ходить, и квартира мне наша нравится, но знаешь, я…», потом ее голубые глаза увлажнялись, и она не в силах была закончить фразу — они оба знали, что поправить ничего нельзя. Их мальчика больше нет.

Иногда по вечерам у Чарли была удивительно стойкая эрекция. Уд становился твердым, как в годы молодости, и их соитие под простынями превращалось в эротическое свидание. Элли каждый раз чередовала оргазмы с рыданиями, его же окончательный спазм имел мало общего с катарсисом. И хотя они не отказывались от наслаждения, оба знали, что скоро от него ничего не останется — по закону времени. Элли, бывало, обхватывала его ногами и упрашивала: «Пожалуйста, люби меня, люби, чтобы я смогла все забыть». И он изо всех сил старался, побеждая боль в спине, из кожи лез вон. Подчас ожидаемое происходило, но все реже и реже. Чарли радовался за жену, из которой рвался крик страсти, но сам не испытывал должного восторга от близости. Война покалечила не только его тело, но и душу. Да, ты способен страдать, переживая смерть близких, тех, кого любишь, но как заставить замолчать совесть, ведь из-за тебя такая же безысходная скорбь пришла в семьи огромного числа других людей. Это всегда будет лежать камнем на сердце. Даже если ты все делал в интересах своей страны.

Как оказалось, война была совершенно не нужна. Ах, если бы он только знал тогда то, что знает теперь, но обмануты оказались все. Он пошел на войну потому, что любил летать, и в самом деле стал асом в тактике и стратегии воздушного боя. А все остальное — что он защищал демократию и прочая трескотня — в интересах политиканов. Увы, он понял это поздно. Как и то, что война, ее бремя, останется с ним навсегда. Что посеешь, то и пожнешь, говаривал отец Чарли. Ох, как же он был прав.

Чарли надеялся, что плен сгладит в его сознании чувство вины. Но этого не произошло. Ведь он был жив и жил неплохо, в то время как другие погибли. Единственное, что равняло его горе с горем этих людей, была смерть Бена.

Бен умирал в госпитале. Он лежал скрючившись на левом боку, прижав безвольные пальцы к лицу. Временами открывал глаза, но что бы он там ни видел, было вне этой комнаты. Он уже не мог говорить, но, похоже, сознание не покидало его, и, сжавшись в комок, он отдался трудной работе умирания. Жидкая бороденка Бена отросла. За день до его конца Чарли принес электробритву и побрил сына. Из-за слабости Бен не мог держать голову. Чарли осторожно поддерживал ее, чтобы побрить обе щеки и подбородок. Иначе Элли не смогла бы узнать своего мальчика, превратившегося в тень.

От прикосновения руки глаза Бена приоткрылись, уголок рта одобрительно скривился. Мимика, характерная для него, она говорила отцу: все живое смертно, девятнадцатилетний принц тоже. В силу молодости он угасал быстро — такова природа этого заболевания. Да, все земное возвращается в землю. Правда, в разном возрасте. Умирая, Бен не произнес ни слова. Он исчез в приступе мягкого кашля. Парень старался вдохнуть поглубже, но легкие были заполнены жидкостью, справиться с последними судорогами он уже не смог.

1 ... 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ... 123
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?