Пока течет река - Диана Сеттерфилд

– Да, для мужчины он мелковат.

– Но при этом очень силен.

– А что вы скажете о его расспросах?

Рита посмотрела на снимок:

– Как раз об этом я и думала, когда вы меня фотографировали. Если его беспокоило, не заговорила ли девочка, значит он опасается того, что она может рассказать. То есть ему есть что скрывать. А это наводит на мысль о его связи со случившимся на реке той ночью.

В ее тоне чувствовалась какая-то недосказанность. Донт ждал. И она продолжила, медленно и тщательно подбирая слова, как будто все еще размышляла и пока что не пришла к заключению.

– Его прежде всего интересовало, когда к ней вернется дар речи. Возможно, его заботит не то, что уже случилось, а какие-то будущее события. Допустим, у него есть план, для осуществления которого важно, чтобы девочка продолжала молчать.

Она сделала паузу, приводя в порядок свои мысли.

– Где разгадка, в прошлом или будущем? Может быть, в первом, но лично я склоняюсь в пользу второго. Придется ждать до летнего солнцестояния – только тогда что-то может проясниться.

– Почему до солнцестояния?

– Он верит, что к тому времени станет понятно, сможет ли девочка говорить вообще. Оксфордский доктор сказал, что ее немота либо пройдет через полгода, либо уже не пройдет никогда. Это, конечно, полная чушь, но нападавший не спросил моего мнения, а я не видела причин просвещать его в этом вопросе. Я только передала ему слова доктора. Шесть месяцев после утопления – если это можно так назвать – выпадают на летнее солнцестояние. Заговорит она до того или нет – от этого будут зависеть его дальнейшие действия.

Их глаза встретились при мерцающем красном свете.

– Не хочу, чтобы с девочкой случилось что-то плохое, – сказал он. – Когда я впервые ее увидел, я подумал… мне захотелось…

– Вам захотелось ее удочерить.

– Как вы догадались?

– То же самое происходит со всеми. Ее хотят Воганы, ее хотят Армстронги, ее хочет Лили Уайт. Джонатан плакал, когда она покинула «Лебедь», а Марго охотно оставила бы ее у себя. Да что там говорить, если батраки с салатных плантаций были готовы взять ее к себе и растить, как родную, если не найдутся другие претенденты. Даже я…

На миг что-то промелькнуло в ее глазах. «Я особенно хотела этого», – подумала она, но не произнесла вслух.

– Так что в вашем желании нет ничего удивительного, – продолжила Рита. – Ее хотят удочерить буквально все.

– Позвольте сфотографировать вас еще раз, пока не начало темнеть.

Он поднял плафон и задул свечу, а Рита тем временем открыла ставни. Снаружи было пасмурно, сыро и холодно.

– Не забывайте, вы обещали помочь с моим экспериментом.

– Что я должен сделать?

– Когда узнаете, можете передумать.

И действительно, когда она рассказала ему о своих намерениях, Донт не смог скрыть изумления:

– Зачем вам это нужно?

– А сами не догадываетесь?

И он, конечно, догадался:

– Все из-за девочки, да? У нее замедлилось сердцебиение, и вы хотите понять, как это произошло.

– Так вы мне поможете?

Первая часть эксперимента оказалась несложной. Они уселись за кухонный стол в доме; на плите грелась вода; Рита взялась одной рукой за Донтово запястье, а в другой держала свои карманные часы. Шестьдесят секунд они провели в молчании, пока замерялся пульс. Потом она сделала пометку в блокноте карандашиком, который носила на шнурке, как кулон.

– Восемьдесят ударов в минуту. Многовато. Вероятно, вы волнуетесь из-за предстоящей процедуры.

Она долила воду из кастрюли в большой жестяной чан рядом с плитой.

– Не так уж и горячо, – сказал он, попробовав воду пальцем.

– Тепловатая подходит больше. Вы готовы? Тогда я отворачиваюсь.

Пока она смотрела в окно, Донт разделся до нижней рубашки и подштанников, а затем накинул пальто.

– Готово, – сказал он.

Земля на улице промерзла, и холод начал быстро подниматься по телу от босых ног. Поверхность реки впереди казалась гладкой, но местами появлялась мелкая рябь, выдавая глубинное течение. Рита села в свою лодочку, отплыла на пару ярдов и загнала посудину носом в камыши. Потом на несколько секунд опустила в воду термометр и занесла в блокнот его показания.

– Отлично! – сказала она. – Я готова, дело за вами.

– Как долго это займет? – спросил с берега Донт.

– Думаю, не больше минуты.

Он снял пальто, затем рубашку и остался в одних подштанниках. Невольно вспомнилось, как в первые дни своего вдовства он пытался представить себя раздетым в присутствии другой женщины, но ничего подобного ему и в голову не могло прийти.

– Начинайте, – сказала она все тем же спокойным голосом, не отрывая взгляда от циферблата часов.

Он вошел в реку.

При первом контакте с водой его суставы заныли от холода. Он сжал челюсти и сделал еще три шага. Линия замерзания ползла по ногам все выше. Донт не стал ждать, когда она доползет до паха, и предпочел быстро погрузиться сразу по шею, опустившись на корточки. Он вдохнул и удивился тому, что его грудная клетка еще может расширяться в ледяных объятиях реки. Потом несколькими гребками преодолел расстояние до лодки и ухватился за борт.

– Ваше запястье, – скомандовала она.

Он поднял руку. Рита взяла ее и молча стала считать удары, глядя на часы.

Так продолжалось, по его ощущениям, как минимум минуту. Она продолжала смотреть на стрелку, изредка моргая. Он вытерпел еще примерно столько же:

– Боже, когда это закончится?

– Если я собьюсь со счета, придется начинать снова, – пробормотала Рита, сосредоточенная на своем занятии.

Он вытерпел целую вечность.

Он вытерпел еще одну вечность.

Он вытерпел тысячу вечностей – и только тогда она отпустила его запястье, взяла карандаш и сделала пометку в блокноте. Он поднялся во весь рост, отфыркиваясь и обтекая, добрел до берега и там уже бегом устремился к дому, к приготовленной теплой ванне. Погрузившись в нее, он убедился в правоте Риты: теперь вода казалась горячей, и тепло разлилось по всему телу.

Когда Рита вошла в кухню, над водой торчали только его нос и рот.

– Самочувствие в порядке? – спросила она.

Стуча зубами, Донт шевельнул головой в знак согласия, а потом его сознание на время притупилось, чтобы направить все силы организма на восстановление от ледяного шока. Чуть позже придя в себя, он посмотрел в сторону стола, за которым сидела Рита и с озадаченным видом смотрела на угасающий за окном день. Карандаш не висел у нее на шее, а был засунут за ухо; шнурок лежал на плече. «Мне нужно это заснять», – подумал он.