Вино с нотками смерти - Виктория Викторовна Балашова

лужи. По асфальту хипперша пронеслась, будто рвалась к финишу на велогонках, и чуть ни на ходу спрыгнула на землю, остановившись возле клацавшего зубами от холода Германа. Таким образом, перед ним материализовалась женщина неопределенного, но точно немолодого, возраста, с фиолетовыми дредами на голове. Она была очень худощава. На ногах красовались высокие грубые ботинки на толстой подошве, на теле — несколько разноцветных хламид разной длины и толщины.

— Привет! — гаркнула она. — Пошли, тут недалеко.

Продолжать ехать на велосипеде хипперше, видимо, не позволила совесть: стало неудобно перед представителем власти, шедшем пешим ходом. Герман решил времени не терять и, несмотря на завывания ветра и сумасшедшие крики чаек, попробовал пораспросить попутчицу.

— Так, расскажите подробнее, что произошло? — прокричал он.

— Тело! Тело лежит в соседнем эллинге!

— С чего вы взяли, что это труп? Может, выпил человек лишнего или еще чего? И как вас зовут, простите? В журнале не записано, — Герман уже пожалел о том, что не дотерпел с разговором до помещения: в горло залетал ледяной ветер, прерывая речь на полуслове, и слышно было плоховато, несмотря на попытки говорить громче.

Хипперше тоже беседа давалась с трудом.

— Давайте дойдем до меня! Я расскажу! Потом к нему пройдем! — мудро предложила она.

— Сначала к нему! Мне необходимо удостовериться, труп это или не труп, вызывать ли бригаду. Пока будем их ждать, вы и доложите. Если не труп, то и докладывать нечего!

Минут через десять они дошли до нужного места. Эллинги там стояли совсем близко к воде. Дощатые помосты постоянно накрывали волны и для прохода оставалась лишь узкая полоска дорожки, засыпанная местными асфальтовой крошкой. Несмотря на бушующую непогоду, возле некоторых эллингов сидели за пластиковыми, летними столиками жители, кутаясь в пледы и попивая горячее красное вино, а то и чего покрепче. Хипперша помахала им рукой и остановилась возле деревянной халупы.

— Здесь! Вот, смотрите! — Она толкнула дверь. — Было открыто, дверь мотало туда-сюда. Я и заглянула. На полу мужик лежит. Всё в крови.

И в самом деле, Герман сразу увидел крупное тело, распластавшееся по деревянному полу, успевшему пропитаться кровью. Он прошел внутрь и пощупал пульс. Сомнений не оставалось: мертвее не бывает. И отчего бы мужик ни умер, следовало вызывать подмогу.

— Пойдемте к вам. Вызову народ, а вы мне пока все и расскажете, — предложил Герман.

Хипповская халупа выглядела куда солиднее: в два этажа, утепленная, и даже неплохо обставленная.

— Оформляли? — кивнул на окружающую обстановку Герман. — Жаль ведь будет расставаться с таким помещением.

— Да, тут некоторым оформили. Это у нас «гараж для постройки, ремонта и хранения лодочных средств» в документах называется, — женщина рассмеялась. — Меня Барбара зовут, — неожиданно решила представиться она. — Живу здесь лет пять примерно. Квартиру в Питере сдала и шикую, — она опять расхохоталась. — Да вы садитесь. Сейчас чаю горячего вам вскипячу. И коньячку плесну.

— Коньячку не надо, я на службе, — отказался от горячительного Герман, присаживаясь на тахту и вынимая мобильник. — Выезжайте, здесь труп, — сказал он в трубку. — Ольгу захватите, тут не пройти… ну и не проехать, почти. Готовьтесь. Да, от остановки пилить полчаса. Машина не вернулась еще? Нет? Тогда своим ходом. «Наша служба и опасна, и трудна», — попытался напомнить он коллегам и снова обратился к хипперше. — Сейчас поедут как-нибудь. А Барбара — это ваше настоящее имя?

— Нет, конечно! Елена Витальевна я, не поверите, Петрова. До боли банально. — «Барбара» поставила перед Германом складной столик, поставила на него две чашки и рюмку. — Я не на службе, коньячку шарахну.

Герману стало немного завидно: хотелось погреться не только чаем.

— А, давайте и мне! Пока коллеги доберутся сюда, могу себе позволить. Потом кофейку, если есть… Вы раньше соседа своего видели? Знакомы?

Барбара поставила на стол вторую коньячницу.

— Да. Нет, — и опять засмеялась. — Видела на днях. Думаю, пару дней назад он приехал. Но не знакомы. Соседний эллинг только на лето сдают. Задешево. Хозяином там мужик… в самом расцвете сил, лет сорока, — она улыбнулась собственной шутке. — Я с ним тоже незнакома, потому что он сюда приходит редко: приводит отдыхающих и потом заходит, когда они съезжают. Прибирать женщина ходит. Тоже дважды — перед приездом гостей и после их отъезда. Пока те живут, они прибирают сами. У нас здесь так: дружим, выпиваем, тусуемся одной, своей компанией тех, кто живет постоянно. Ходим друг к другу в гости, ездим за продуктами… А эти — сдающие или временно проживающие — сами по себе. Хотят — потусуются с нами маленько, не хотят — мы не навязываемся. Но вот этот мертвый — он приблудный. Его хозяин не заселял. Говорю ж, он только летом сдает.

— Почему вы не заявили, не забеспокоились, что чужой человек заселился? — Герман знал ответ наперед, но ради проформы все-таки спросил.

Сняв пару верхних кофт, Барбара уселась в кресло и со смешком ответила:

— Мы на бомжей и путешествующих нищебродов не капаем. Пусть хозяин сам за своей халупой смотрит. А им чего — пожили несколько дней и дальше в путь. Этот, правда, на бомжа или нищего не был похож совсем: одет хорошо и лощеный такой… Но, опять же, наше дело — сторона. Мало ли, зачем заселился. Мы сигнализируем, если чего нарушается уж совсем не по закону, — последняя фраза прозвучала несколько нелогично, но Барбару легкое несоответствие не смутило. — К тому же, кто его разберет — заселял его хозяин, не заселял. Мы ж не следим круглые сутки за чужими домами.

Через некоторое время у Германа снова зазвонил телефон.

— После «Морского раздолья» идите дальше, никуда не сворачивая, — начал объяснять он дорогу. — Пройдете минут десять, не доходя до пирса. Эллинг вам нужен двухэтажный, с надписью во всю стену «Нет пути к миру, мир есть путь». Я в нем сижу. Тело — в соседнем.

Вскоре возле двери материализовались Оля и Серега. Они отказались пить чай, предложенный радушной хозяйкой, и отправились осматривать труп. Соседний эллинг освещала тусклая лампочка под потолком, обрамленная выцветшим желтым абажуром. Уже темнело, поэтому Серега включил на телефоне фонарик — иначе особо ничего толком не разглядишь.

— Я вам сейчас нормальный фонарь принесу. — Барбара пошла в свой домик и вышла оттуда с большим, мощным фонарем. — У нас без такого не проживешь: темень кругом. Сколько жаловались, а фонарей не ставят. Только вокруг гостиниц сами хозяева свет проведут и все.

При свете фонаря Оля осмотрела труп, а Серега начал писать протокол, усевшись на колченогий стул за накрытый старой клеенкой кухонный стол.

— Забили чем-то тяжелым, — констатировала Ольга. — Несколько ударов