Женщины, о которых думаю ночами - Миа Канкимяки

Но туда, где Мэри умерла, ехать мне нет необходимости, потому что я там уже побывала. Десять лет назад я провела несколько ночей в Саймонстауне, но тогда и не подозревала о существовании Мэри, не знала о больничных ужасах лагеря для военнопленных – знала только, что место известно своими тремястами тысячами африканских пингвинов, ради которых я, собственно, тогда и приехала. Помню, как спозаранку провела некоторое время на берегу в окружении пингвинов. Те с любопытством разглядывали меня, нестройно курлыкали, раскачивались на месте, важно вышагивали или стеснительно проносились мимо; некоторые ныряли в волнах или сидели на гнездах. Позже некоторые одинокие особи плескались в воде среди отдыхающих или с торопливым видом шлепали между лежащими на пляже людьми. Эта простота и условная человечность пингвинов вызывали слезы умиления – казалось, что утренний берег и есть сам рай.

Я думаю о том, что моя Мэри написала в датированном 1899 годом письме:

«Я в большей мере порыв ветра, нежели человеческое существо. У меня никогда не было своей жизни, но всегда были разного рода задачи, и я жила в окружении радостей, забот и печалей других людей. Я даже сейчас не в состоянии осознать, что у меня есть право иногда согреться у человеческого очага… Я не из мира людей, мой народ – это мангровые леса, болота, реки и море – мы понимаем друг друга идеально. Их поведение не путает мое сознание в той степени, сколько люди со всеми их заботами».

* * *

Советы ночных женщин:

Не осуждай своего детства или свою мать. Уезжай.

Путешествуя по Африке, смейся беспрестанно.

Отсутствие семьи – не угроза, но возможность. Никому не станет хуже, даже если ты умрешь.

Если у тебя будет всего восемь лет своего времени в жизни, успей испытать больше, чем многие за всю жизнь.

Если у тебя имеется страсть – познай ее. Не обязательно иметь официальное образование.

Одевайся всегда в длинную черную юбку.

Будь молодчиной, черт возьми!

«По причине того, что в феврале 1878 года мне настоятельно рекомендовано в связи с состоянием здоровья отправиться в путешествие, и таковое средство оказывалось действенным и ранее, я приняла решение поехать в Японию – не столько по причине ее известного своими благоприятными для здоровья свойствами климата, сколько в связи с имеющейся у меня уверенностью в наличии там как ранее неизвестных, так и известных объектов, кои могли бы поспособствовать духовному удовлетворению и восстановлению сил находящейся в оздоровительном путешествии одинокой дамы» (Изабелла Бёрд в предисловии к путевым запискам о Японии).

Я лечу в Киото. Выданная Изабеллой рекомендация по лечению депрессии работает: если я когда-либо и находилась в состоянии неопределенной подавленности, то само приобретение билетов привело к чудесному выздоровлению. Собираю чемодан и думаю: раз уж я в кои-то веки путешествую в лечебных целях, смогу ли получить от соцобеспечения небольшую компенсацию за купленные билеты?

На период отъезда решаю сдать свою квартиру. Нашелся подходящий арендатор: одна знакомая писательница как раз нуждалась в рабочем кабинете именно на это время. Я передаю ей ключи и клянусь сохранить нашу сделку в тайне. Собственно, ей давно хотелось найти укромное местечко, потому что в ее давних планах было плотно засесть за рукопись и она хочет, чтобы о ее местонахождении не знали ни друзья, ни даже супруг. Она планирует каждое утро просто исчезать – уходить в такое место, о котором не знает ни одна душа. Ну что за блаженство!

Очень хорошо ее понимаю, ибо одним из важнейших условий писательского труда является возможность укрыться от посторонних глаз. Работа (если у вас, конечно, есть цель чего-то добиться) требует полного одиночества, возведенного в абсолют дисциплинированности. Необходимо отказаться от совместных обедов, посещения секонд-хендов и соблазна опрокинуть стаканчик-другой с приятелями. Словом, надо отказаться от жизни как таковой. На этапе интенсивного писательства уже перед началом работы необходимо полностью освободиться от всяких дел на несколько дней вперед. Нужно по многу дней ни с кем не разговаривать, чтобы не исчезли перепутанные в голове хрупкие нити наполовину оформившихся мыслительных фигур, ритмика предложений, причинно-следственные связи и конструкции. Нужно бодрствовать, работать, есть и пить, не выпуская из рук эти аморфные обрывки мыслей. Нужно общаться только с самим собой. Бывает, что это получается, если сбежишь в чердачную комнату где-нибудь в Вихти (законная причина не участвовать в мирской суете), но еще лучше скрыться где-нибудь в домике в Нормандии. Главное не переусердствовать: затворничество следует ограничить шестью неделями усиленного писательского труда – что является абсолютным потолком, если не хочешь напоследок спятить.

Так что желание обособиться в собственном рабочем кабинете мне очень даже понятно. Идеально, если бы еще имелась возможность работать втайне. Нет ничего более ужасного, нежели вопросы в стиле «как продвигается книга?», «как пишется?» (в чем измеряется «писательство» – в количестве страниц или осенивших идей?); «на каком этапе книга?» (на очередном); «добралась ли до половины?» (откуда мне знать, я же не пишу от начала до конца); «идея все та же?» (это с намеком, мол, надо сменить идею); «но книга ведь продвигается?» (особенно жуткий вопрос, когда испытываешь экзистенциальный ужас по мере продвижения книги).

Иногда я думаю, как прекрасно было бы писать целую вечность ту самую первую книгу, о работе над которой никто даже не слыхал.

Мы прятались с моими ночными женщинами в течение нескольких недель на чердаке домика в Вихти, но теперь я пытаюсь взять себя в руки и превратиться в воспитанного чудо-ребенка (ну или стать кем-то, кто не боится выйти на люди). Начинаю выполнять взятые на себя обязательства. Посещаю читательские кружки (на заседании одного из них подают суши, а участники одеты в кимоно). Зачитываю выдержки из книги на устроенном одним читателем празднике хризантем, совершенно роскошном вечернем рауте специально для женщин, посвященном цветам и эстетике. Как и у Мэри, моя задача – пополнить дорожную кассу. Я подсчитываю, что каждая проданная мною книжка равняется одному обеду из маленьких плошек в Киото. (А еще десять изданий в мягкой обложке, проданных через книжный магазин, означает такое же количество дешевых обедов в столовой для одиноких мужчин на склоне горы Йосида, так что тут особо не разбогатеешь.)

После всего этого остаются считаные дни, чтобы приготовиться к поездке: сходить в парикмахерскую, встретиться с друзьями, убраться в квартире. Вдобавок накануне отъезда у меня запланирована фотосессия для статьи в один женский журнал.

Абсурдный день. Журналистка обещала, что на фото я смогу «выглядеть собой», но как бы не так. Утром в фотостудии кроме самого фотографа меня уже ожидали фотограф, ассистент, визажист-парикмахер, стилист и ответственный секретарь журнала – все в полной готовности преобразить меня «от и до». Узрев арсенал стилиста, я впала в ужас. Вешалки заполнены одеждой а-ля бизнесвумен в духе идеологии журнала: дутые зимние куртки, меховые воротники, блузки, прямые брюки, вязаные платья, накидки, туфли на шпильках – словом, одежда для взрослых, какой в моем шифоньере днем с огнем не сыскать. Неужели все это мне придется напяливать на себя? У меня ведь даже нет ни одной пары туфель, не говоря о деловом костюме! Я пытаюсь промямлить что-то насчет бедности пишущего путешественника, но тут же понимаю, как нелепо это звучит.