Виражи чужого мира - Вера Чиркова

— Вот слушаю я тебя и начинаю подозревать, что ты очень даже не против, чтобы я вернулась к Найкарту.

— Нет, я просто хочу, чтобы ты знала, как все обстоит на самом деле. Теперь, когда я уверен, что ты не уйдешь, потому что сама начинаешь привязывать себя к этому дому и миру, нам нужно, чтобы ты до конца верила мне и напарнику. Потому что от этого зависит ваша жизнь и успех. Если ходящая начинает сомневаться в напарнике, случается несчастье.

— Ну, это мне понятно… — вздохнула я. — А теперь скажи, почему вы ходите только в наш мир? Что, в других мирах нет блондинок?

— Есть. Но чаще всего дети у эвинов рождаются именно от вас. Мы уже приводили девушек из других миров, и почти всегда такие союзы бесплодны. И ходим мы не только в ваш мир… Почти треть тех детей, кого тогда спрятал ковен, пока не найдена. Да и родной мир эвинов мы пытаемся отыскать. И если не удастся вернуть туда тех, кто захочет вернуться, то хотя бы сможем забросить шар и показать им, что там сейчас происходит.

— Все, я хочу поспать и немного прийти в себя, — решительно поднялась я с места. — У меня в голове каша, и все должно немного… как это… разложиться по полочкам. Спокойной ночи.

Я шла по ступенькам наверх и ожидала окрика или вопроса в спину… Да хотя бы пожелания спокойной ночи. Но они оба упорно молчали, и я пока не могла определиться, радоваться мне или пора начинать волноваться. В том, что маги привыкли за последние годы, когда им пришлось вместе с эвинами наводить порядок и восстанавливать страну, действовать жестко и решительно, я не сомневалась. Только такой стиль правления обычно поднимает страны из разрухи и беспредела. Иначе начинается новый виток войн и мракобесия. И то, что они начали говорить со мной более-менее откровенно, открывая ровно столько информации, сколько нужно, чтобы показать себя с выгодной стороны, говорило только об одном. Я им очень нужна, и получить мое добровольное согласие они намерены как можно скорее.

Странное подозрение шевельнулось в сердце, едва я ступила на площадку лестницы перед своей дверью. Похоже, становлюсь параноиком, — еще пыталась я посмеяться над своими страхами, ведь дверь весь день была на запоре, а мозг уже лихорадочно искал причины непонятной тревоги и слабые места в моей обороне.

И были какие-то тонкости… что-то ускользающее… но, несомненно, важное, за что не сразу зацепился уставший за день от обилия информации и событий разум, но автоматически отметило подсознание. Например, странный, металлический запах — еле уловимый, но несомненно чуждый, какое-то ощущение чужого присутствия, что ли…

Я интуитивно провела ладонью по подоконнику, с которого хозяйственная Сина успела убрать подушки, и пораженно замерла: толстые доски с краю еще хранили тепло, как будто кто-то сидел тут совсем недавно. Для проверки я коснулась рукой соседнего места — прохладное. Выходит, неизвестный покинул подоконник лишь минуту назад… и куда пошел?

Сердце вдруг замерло и тут же тревожно забилось, во рту появился сладковатый привкус опасности, а в следующий миг в мозгу вспыхнула уверенность, что я точно знаю куда. И почти так же твердо могу сказать, кто именно.

Вот только как это понимать — молчание тех двоих, явно бывших в курсе, что он тут? Как предоставленное мне право выбора или солидарность со старыми и надежными партнерами?

Я обессиленно присела на подоконник, не в силах сделать больше ни одного шага, и с замиранием сердца увидела, как дверь в мою комнату медленно и бесшумно открывается.

Свет в магическом фонаре был убавлен почти до минимума, и в полумраке очертания стоявшей на пороге фигуры были расплывчаты и неопределенны, и только гибкая напряженность тренированного тела подтверждала мои первоначальные подозрения.

Однако напряжение и тревога вдруг схлынули, оставив лишь усталость и раздражение. И совершенно определенное желание узнать, как он проник в мою комнату.

Но задавать какие бы то ни было вопросы первой я не собиралась. Обоснованно считая, что первым должен заговорить тот, кому это нужно. Да и вообще меня всегда неприятно раздражала манера некоторых девчонок врываться в помещение и с порога начинать шумные разборки.

— Таресса… — помолчав несколько секунд, выдохнул он и вдруг оказался рядом, навис надо мною, почти придавив к стене, жадно задышал над головой.

Но в тот же миг отпрянул, отступил в сторону, освобождая проход в комнату.

— Заходи…

«Спешу и падаю», — едва не сказала я вслух, а шнурки тебе не погладить? А куда потом топать, прямо к кроватке?

— Не бойся, — он даже зубами скрипнул, — я до тебя не дотронусь, если…

«Вообще-то я не боюсь, — хотелось мне сказать ему со всей язвительностью, на которую способна, — а просто не люблю, когда мной командуют». Но я снова смолчала, ожидая, что еще он может сказать в оправдание своего вторжения. А попутно рассматривала распахнутую за его спиной дверь на балкон и жалела, что не знала раньше про особые физические способности неизвестных паладинов. Иначе не считала бы двадцатиметровый почти отвесный склон под балконом таким уж неприступным препятствием.

— Таресса, я даю честное слово эвина, что не прикоснусь и пальцем… хочу лишь поговорить, — в его голосе проскользнули досада и разочарование. — Просто в комнате удобнее, войди, пожалуйста.

Ладно, вздохнула я, хоть и предупреждал папа, что все маньяки отличные психологи и уболтать жертву для них плевое дело, но у меня ведь совсем другой случай? Да и двух партизан, что притихли в гостиной как мыши, совсем сбрасывать со счетов пока не стоит. Ну, и некоторые мои личные способности тоже.

Молча встав с подоконника, я решительно прошла мимо него в комнату, первым делом направилась к светильнику и прибавила свет на полную мощность.

И в тот же миг ошеломленно замерла, почти ослепленная взорвавшимся со всех сторон сиянием. Медленно повернулась, озирая развешенные по камину, креслам и конторке ожерелья, диадемы и прочую бижутерию в совершенно немыслимом количестве. А потом перевела взгляд на Найкарта, застывшего с невероятно самодовольной рожей, и не удержалась от ехидного вопроса:

— У вас Новый год или ты ограбил Али-Бабу и пришел похвастаться?

— Таресса… — Блондин, видимо, не веря своим глазам, смотрел, как я освобождаю одно кресло от металлолома и усаживаюсь поудобнее. — Это все тебе.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила я, — но не стоило так беспокоиться, я это не возьму.

— Почему?!

Да неужели он оскорбился?

— Не хочу, — коротко обронила я, не желая уточнять, чего именно не хочу — получить эту кучу золота или отвечать на его глупый вопрос.

— Тебе приятно меня унижать, — посопев несколько секунд над обдумыванием моих слов, оскорбленно заявил блондин, — или ты вообще любишь играть чувствами мужчин?

«Начинается, — вздохнула я устало, — проходили уже. Сейчас обманутый в своих матримониальных надеждах ухажер начнет обвинять меня во всех собственных грехах».