Неизвестный Есенин. В плену у Бениславской - Сергей Зинин

«В отдельные дни, — вспоминал В. Болдовкин, — когда мне приходилось бросать Сергея и уходить по своим делам, Сергей приходил домой изрядно выпивши. Порой дома были и скандалы. Сколько трудов стоило Гале и соседке ее Соне (фамилию не помню) утихомирить Сергея. Сергей ругал Катю, чтобы она поменьше встречалась с Ив. Приблудным.

— Он тебе не пара, смотри, в машинистки отдам, — часто слышались окрики Сергея».

Неожиданно из Константинова приехали два двоюродных брата Сергея. Один из них, Иван Ерошин, собирался 6 июня сыграть свадьбу с размахом.

— Приезжайте все, чем больше людей, тем лучше, — уговаривали братья. — Лошадей вам вышлем на станцию, штук пять троек, быстро докатите к нам.

После двухдневных уговоров решили ехать в Константиново группой, пригласив Василия Болдовкина и бакинского журналиста Константина Мурана.

— Увидишь моего деда, Вася, — шумно объяснял Есенин, — которому я прислал из Батума письмо. Занятный старик.

Согласилась поехать со всеми и Галина.

Место сбора Сергей определил пивную на Сретенке. Перед отъездом решили перекусить и пива попить, пока все соберутся. Подошла одна пара — один рыжий и с ним молодая женщина. Они извинились, что не могут поехать. Другие подходили с большими корзинками, наполненными продуктами из гастрономических магазинов. Василий Наседкин взял на себя обязанность достать билеты. Разъяснил, что поезд отходит с Казанского вокзала, просил не опаздывать. Сахаров обратился к официантке:

— Леля, бросайте своих раков, поедемте с нами на свадьбу, после праздника приедем.

Уговаривали недолго. Вызвали такси. На вокзале встречал озабоченный Наседкин. Он смог достать билеты на товарно-пассажирский поезд в товарном вагоне, в котором стояли только скамейки. Спорить и выражать недовольство никто не стал. Шумно залезли в вагон. Вскоре раздался третий звонок.

Вечером зажгли в вагоне толстые железнодорожные свечи. Через некоторое время запели песни. Запевалой был Василий Наседкин. В полумраке с какой-то горечью и надрывом загремела в вагоне гармонь, и все подхватили:

Еще с большим надрывом раздавался припев:

В. Болдовкин с удивлением замечал, как песня уносилась в даль русских просторов, которых он давно не видел, длительное время работая на Кавказе. Понравившуюся песни повторяли, звонкий голос Наседкина вновь и вновь запевал ее, Сергей же с большой задушевностью вторил ему, а за ним уже и все подхватывали. Самодеятельный хор звучал мощно и согласно.

С песней доехали до станции Дивово, темной, грязной, неприветливой от прошедшего большого дождя. Весь день ехали без еды, поэтому бросились все в чайную перекусить. Земляки тепло встречают Сергея. Подошли константиновские парни, навеселе, балагурят:

— Долго ждать приказали. Вы пока здесь перекусите, а мы будем запрягать. Два часа ждем, пришлось лошадей распрячь, подкормить. Как малость подзаправитесь, так и поедем.

Выехали в непогоду. Дождь не прекращался. Ехали по полям в темноте по грязной дороге. Укрывались чем только можно, вытаскивая половики из-под ног, чтобы спастись от холода и дождя. С нетерпением ждали Константиново. Наконец, после трех часов пути, послышался собачий лай, появились силуэты деревьев. Остановились у нового дома Есениных. Просторная комната освещена горящей лампой «молния». К Сергею с радостными возгласами «Приехал!» подошли отец, мать, сестра Шура.

Время позднее. Татьяна Федоровна после небольшого ужина разместила девушек и Сергея в комнате нового дома, а всех остальных отвела в старую избу, где на полу во всю комнату было наложено сено, прикрытое белыми простынями и наволочками.

— Ну, размещайтесь у нас как можете.

Сахаров быстрее всех ориентировался и начал определять места.

— А ты что пришла сюда? — обратилась Татьяна Федоровна к Леле.

Сахаров вместо сконфуженной Лели быстро ответил:

— Она с нами, а то в доме она стесняется, а здесь ей удобнее будет.

— Ну, ну, смотрите, неволить никого не буду.

Оставив фонарь и пожелав доброй ночи, она ушла. Долго размещались, шутили, но постепенно шум голосов утих, кто-то привернул фонарь, и все заснули.

Перед рассветом вновь пошел дождь. Было холодно и сыро. Приведя себя в порядок, гости зашли в дом, где уже гремела гармошка, был заставлен стол дымящейся картошкой, драченами, шумел самовар.

Подходили любопытствующие соседи. Сергей представляет гостей односельчанам под различными вымышленными именами. Василия Болдовкина назвал персидским посланником, а бакинца Мурана — Мураловым. В доме не умолкал смех, все замечали довольные лица отца и матери, хлопочущих около гостей и неоднократно целующих и обнимающих Сергея.

— Дедушка, — кричит Сергей, — я ведь тебе написал письмо из Батума, читали тебе его?

— А как же, — шамкает с печи дед, — читали.

— А что же ты не приехал в Батум?

— Письмо-то письмом, хорошее письмо, а вот насчет приезда ты не совсем продумал. Ты бы, Сергей, денег прислал на дорогу. Нужно было тебе его немного продолжить, а прислал бы денег, может, и приехал бы.

Благообразное лицо деда просияло хитренькой улыбкой, исчезнувшей в бороде.

— Да где уж, Сергунь, поехать, здесь с печи слезть мочи нет.

— Ну ты, дедушка, не обижайся, что я не додумался прислать тебе деньги. Ведь ты знаешь, я для тебя ничего не пожалею, ни денег, ничего.

— Сергунь, дай мне сорок копеек на баню, восемь лет не парился.

Сергей пошарил в своих карманах, но, увы, к сожалению, в них ничего не было, и он сконфуженно проговорил:

— Дедушка, нет при себе, боюсь, потеряю.

Есенин продолжал шутить с гостями. Некоторые уже встали из-за стола, кое-кто ушел гулять на улицу. Ушли и гости из Москвы. Василий Болдовкин пожаловался на боль в ноге и возвратился в дом. В хате было убрано… За столом сидели Сергей и его дядя, который принес с собой жбан самогона. Под образами гармонист еле-еле перебирает пальцами. Дед и отец лежат на печи Они с напряжением смотрят на дядю и Сергея, стараясь уловить их разговор. Прилег отдохнуть и Василий, непроизвольно оказавшись свидетелем разговора Сергея с дядей, который настойчиво просил у него десять тысяч под расписку, чтобы открыть какое-то прибыльное дело. Под этот разговор Василий заснул. Позже вспоминал:

«Проснулся я уже в послеобеденное время, часов около пяти. Хмурое, серое небо смотрело в окна, на дворе моросил дождь. Хорошо было лежать у теплой печки. На полатях, прямо надо мной, несильно похрапывали дед и отец Сергея. Рядом со мной на кровати, столкнув меня к стене, крепко обняв меня, спал Сергей. В комнате было тихо, все убрано. Хотелось встать, но боязнь разбудить Сергея не давала мне подняться. Я подумал о товарищах: неужели они все в такую погоду гуляют у речки? Мои мысли прервала мать: