Ты, уставший ненавидеть - Андрей Валентинов

Это было уже чересчур. Пустельга швырнул на стол очередную папку с документами и потянулся к лежавшей на столе пачке «Казбека», оставленной Михаилом. Пальцы сжали папиросу, но Сергей все же сдержался и аккуратно положил ее на место. Курево не поможет. Просто он не справляется. Не справляется – и точка…

Пустельга подождал, пока его сотрудники займут привычные места за столом, и нерешительно начал:

– Товарищи, я хотел вам сказать… В общем, не получается у меня. Как посоветуете: может, написать рапорт? Чтоб честно было… Пускай другого ставят…

– Прекратите, Сергей, – поморщился Ахилло. – Не справляетесь! Мы, между прочим, тоже не справляемся! И покойный Айзенберг не справился!

– И весь наркомат, ~ неожиданно добавил Прохор. – Так чего, всем нам в библиотекари идти?

Странная фраза лейтенанта Карабаева могла объясняться только впечатлением, оставленным чтением романа Виктора Гюго…

– «Вандею» разрабатывают не один месяц, – спокойно продолжал Ахилло. – Тут нужен не только ум, но и крепкие нервы. Извините, товарищ старший лейтенант, что смею читать вам нотацию… Вы же занимались резидентурой! Вспомните: вы посылаете агента и ждете… Неделю, месяц, полгода…

– Это другое дело, – покачал головой Пустельга. – Агентура – это лишь одно из направлений работы. А тут – вражеская банда орудует прямо под боком! А мы… Вернее, я… как слепой…

– И ничего вы не слепой, Сергей Павлович, – рассудительно заметил Прохор. ~ Это вы от усталости. По себе знаю: как переработаюсь, все кажется, что обратно в участковые пора.

– Пусть вас успокоит одно соображение, – неожиданно хмыкнул Михаил. – Если вас сменят, то на ваше место могут назначить человека из «Вандеи». Так что в любом случае лучше остаться…

Шутка была невеселой, да и шутил ли Ахилло? Впрочем, Сергей чувствовал, что ребята ему верят. Может, он действительно устал?

– Встряхнуться надо, – подтвердил его мысли Карабаев. – Я сегодня в театральную кассу зашел. Ну, насчет Большого…

– Взяли, Прохор? – оживился Сергей. Приятно было подумать о чем-нибудь, не имеющем отношения к службе, – особенно о театре.

– Ага, три билета, на воскресенье. Опера.

– А что там? – заинтересовался Ахилло. – Что-нибудь новое?

– Опера этого… – Карабаев на миг замялся. – Прогрессивного итальянского композитора Джузеппе Верди. Посвящена национально-освободительной борьбе народов Африки против древнеегипетской агрессии…

– Вы что, на «Аиду» взяли? – огорчился Михаил. – Ну, Прохор! Ну хоть бы со мной посоветовались!

– А в чем дело? – удивился Пустельга. – Чем вам «Аида» не по вкусу?

– Да по вкусу мне «Аида»! Сергей, это очень старый спектакль! Там декорации разваливаются! Играет второй состав, а то и третий! Эх, товарищ лейтенант, мы же Большой даже не почувствуем!

– И очень даже почувствуем, – упрямо возразил Прохор. – Я, думаете, чего я выяснял. В этом, как вы говорите, третьем составе поют выпускники этой, как его, ну, где учат…

– Консерватории, ~ подсказал Сергей.

– Ага. У них эти, ну, голоса – не хуже, чем у прочих, просто их не пускают никуда. Давят молодежь…

Да, лейтенант Карабаев явно был человеком дотошным! Даже Ахилло больше не возражал. Пустельга же, ни разу не слушавший «Аиду» в Большом, и вовсе не смущался старыми декорациями. Он вспомнил Ташкент, редкие гастроли третьеразрядных исполнителей, жалкую самодеятельность… «Аида» в Большом по сравнению с этим казалась чем-то недостижимым. Тем более бывший селькор уверял, что молодые выпускники консерватории поют не хуже корифеев…

Конец недели оказался неожиданно спокойным. После шумного совещания все стихло. Пустельгу никто не торопил, более того, его вновь пригласил Ежов и намекнул, что спешка в подобном деле едва ли необходима. По мнению наркома, его подчиненные в прошлый раз были слишком эмоциональны. Сергею не стоило принимать все близко к сердцу, надо лишь спокойно продолжать работу. Нарком обещал помощь – какая только потребуется.

Перемена тона была разительна. Что-то случилось. Кто-то заставил нетерпеливое начальство оставить в покое руководителя группы «Вандея»…

В субботу перед самым окончанием рабочего дня Пустельгу вызвали в хозяйственное управление и сообщили, что ордер на квартиру он сможет получить в следующий вторник. Новость сразу же подняла настроение. Не то чтобы Сергей мечтал жить в Столице, она казалась ему слишком шумной и суетливой. Но получить квартиру в его возрасте и в его звании, да еще после неполного месяца службы в Главном Управлении? Это было больше, чем то, на что Пустельга мог рассчитывать.

Про квартиру он решил покуда никому не говорить, чтобы сразу же пригласить своих сотрудников на новоселье. В общем, к воскресенью Сергей чувствовал себя вовсе неплохо. Все складывалось отлично – за исключением сущей мелочи – неуловимой «Вандеи». Впрочем, об этом можно временно забыть – хотя бы на один вечер…

В отличие от переполненного МХАТа, «Аида» не вызвала наплыва зрителей. Конечно, большой, потускневший от времени зал был почти полон, но пришедшие сюда сильно отличались от «премьерной» публики. В основном сюда пришли те, кого случайно занесло в Столицу: командированные, иногородние студенты, мелкая провинциальная интеллигенция. Вызолоченные, отделанные бархатом ложи были пусты, народ теснился на галерке, где билеты подешевле; первые ряды были также почти свободны. Сергея, впрочем, это не смутило: Большой оставался Большим в любом случае.

В зале начал медленно гаснуть свет, из оркестровой ямы неслись звуки настраиваемых инструментов, когда Ахилло, уже несколько минут оглядывавший зал в поисках знакомых, внезапно хмыкнул и подтолкнул Пустельгу:

– Отец-командир, взгляните! Ложа справа… Сергей обернулся. Темнота уже окутывала зал, но он успел заметить бледное знакомое лицо, руку, лежавшую на барьере… Человек казался призраком, медленно исчезающим в подступавшей тьме.

~ Бертяев! – Пустельга даже привстал. – Не может быть!

– Почему – не может? – удивился Михаил. – Он обожает «Аиду». Ни одной постановки не пропускает… Почти уверен, что он в том же фраке… Эге, да он не один!..

Пустельге тоже показалось, что драматург сидит рядом с кем-то, чей темный силуэт едва заметен в глубине ложи. Но любопытствовать не было времени оркестр заиграл увертюру, тонко запели скрипки, и огромный занавес, украшенный золотыми гербами Союза, медленно пополз вверх.

Пели, вопреки всем опасениям, неплохо. Вдобавок дотошный Карабаев в очередной раз оказался прав:

исполнители были молоды и ничуть не напоминали тучных старцев и старух, изображающих на сцене пылких влюбленных. Радамес и Амнерис были красивы, еще не избалованы славой и успехом, а потому играли с охотой, от души. Впрочем, сравнивать Пустельге было почти что не с чем. Он лишь однажды слушал «Аиду» в Харькове, где гастролировала какая-то провинциальная труппа. О бывшем селькоре не приходилось и говорить: Прохор слушал музыку серьезно, чуть нахмурясь, словно присутствовал на важном допросе. Даже всезнающий Ахилло перестал снисходительно улыбаться: постановка, похоже, нравилась и ему.