Такое короткое лето - Станислав Васильевич Вторушин
Шрифт:
Интервал:
— А когда мы будем в Сосновке? — спросил я.
— Часа в три-четыре.
Автобус проезжал через какие-то деревни, огибал сопки, перебирался через речушки, глухо стуча колесами по деревянным настилам стареньких мостов. Туристы с любопытством рассматривали проплывающие за окнами пейзажи, а я думал только о Маше. Наконец, Миша остановил автобус на развилке, ведущей в Сосновку, и сказал:
— Идите вот по этому проселку и придете в деревню. Заблудиться здесь негде. В Максимихе я вас жду.
Я проводил автобус взглядом, закинул сумку на плечо и направился по старой, давно не езженной, кое-где запорошенной осыпавшейся хвоей дороге. Она отвлекала от тяжелых мыслей. Дорога шла через редкий чистый сосновый лес. В таких местах обычно растут белые грибы, но здесь их не было. Может быть они уже отошли, а может быть их пора еще не наступила. Воздух был прозрачным и чистым, наполненным таинственной тишиной. Она никогда не бывает вечной и у меня возникло чувство, что сейчас должно что-то произойти. Прошагав еще несколько минут, я вдруг увидел сквозь сосны бесконечную блестящую поверхность, словно за ними находилось огромное зеркало. Я сначала оторопел, не понимая, что это, но тут же догадался: Байкал. Дорога вывела меня на берег. Я остановился, чтобы получше рассмотреть священное море, нашу национальную легенду.
Байкал уходил за горизонт, покачиваясь и дыша, словно живое существо. Похожие на мускулы волны играли на солнце золотистыми лучами и слепили глаза. Далеко справа в еле видимой голубоватой дымке прямо из воды поднимались горы. В километре от меня виднелись выбежавшие на самый берег и остановившиеся в изумлении от увиденного деревянные избы. Очевидно это и была Сосновка. Неторопливая байкальская волна, облизывая гальки, медленно накатывалась на берег и с недовольным шипением отходила назад.
Я подошел к кромке Байкала. Он был настолько чист, что даже на метровой глубине можно было рассмотреть золотистые песчинки. Вслед за откатывающейся волной я шагнул на мокрый песок, зачерпнул пригоршню воды, плеснул в лицо. Она была холодной и свежей, как родниковая.
Где-то далеко залаяла собака. Я торопливо вскинул голову, вышел на дорогу и направился к деревне. У первого же дома встретил старушку, снимавшую с ограды сушившуюся на штакетине кринку. Я спросил ее, в каком доме живут Мещеряковы. Прижав обеими руками кринку к груди, старушка несколько мгновений молча разглядывала меня, потом спросила:
— Тебе кого из Мещеряковых надо?
— Машу, — ответил я, ощущая под сердцем легкий холодок. Поэтому торопливо добавил: — Она здесь?
— Да уж третий день живет. — Старушка снова оглядела меня с ног до головы. — А ты из Москвы?
— Из Москвы, бабушка, — сказал я, чувствуя, что меня начинает бить радостная дрожь. — Так где живут Мещеряковы?
— Вон, через два дома. — Она показала рукой в сторону большого, рубленого из толстых, почерневших от времени бревен, дома. — Ты там осторожнее, — предупредила старушка. — У них кобель шибко озорной. Варнак варнаком.
До Машиного дома я добежал бегом. Распахнул калитку. Из будки, гремя цепью, выскочила небольшая черная собачонка. Оскалив пасть и исходя от ярости неистовым лаем, она кинулась на меня. Но цепь была короткой и собака не доставала до дорожки, ведущей от калитки к крыльцу. Я ступил в ограду, через некоторое время словно после долгого раздумья, дверь дома отворилась и на крыльце появилась Маша. Она не могла поверить, что перед ней стоял я. Молча сойдя с крыльца, Маша замерла на месте. Я подбежал, схватил ее на руки, прижал к себе и начал целовать в лицо. И только потом увидел, что на крыльце стоят высокий седой старик и пожилая сухонькая женщина в переднике и белом платке. Они молча смотрели на нас. Я осторожно опустил Машу на землю и повернулся к старикам.
— Деда, это Иван. Я вам о нем говорила, — пряча извиняющуюся улыбку, сказала Маша и, взяв меня за руку, повела к крыльцу.
Кобель перестал лаять, сел у будки и внимательно наблюдал за нами. Старики молча посторонились, пропуская нас в дом.
— Ты когда прилетел? — спросила Маша поразившим меня тихим, глухим голосом.
— Вчера, — сказал я, глядя на нее.
Мне показалось, что она стала еще красивее. Ее лицо горело легким румянцем, глаза странно блестели. Она все еще не могла прийти в себя от моего приезда.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я, стараясь прочитать ответ в ее немного растерянных глазах. Взгляд для меня сейчас был важнее слов.
— А что? — Маша внимательно посмотрела на меня.
— Ольга сказала, что ты полетела к знакомому врачу…
— Ольга?.. Я ей ничего на говорила.
Она посадила меня на стул у стола, старики сели напротив. До сих пор они не проронили ни слова. Первой не выдержала старуха.
— На максимихинском автобусе приехали? — спросила она, потирая правой ладонью пальцы левой руки.
— Да, — сказал я. — Плохо, что он ходит не каждый день.
— Нам хватает, — заметил старик казенным голосом. Они явно не знали, как себя вести.
— Чего вы человека допрашиваете? — сердито сказала Маша. — Гостя с дороги кормить надо.
Старики пропустили ее слова мимо ушей. Старуха вытерла концом платка сухие, шершавые губы, спросила:
— И надолго к нам?
— А вот заберу ее, — я кивнул на Машу, — и поеду.
— Это как заберешь? — сразу переходя на «ты», спросила старуха. — В ЗАГС что ли поедете?
— В церковь, — сказал я.
— Ладно спрашивать, — осадил жену старик. — Видишь, балаган разыгрывает. Они сейчас все ушлые. Накрывай на стол, да баню топи. Потом поговорим.
Старуха поставила на стол жареные грибы с картошкой, кружку молока, положила несколько больших ломтей домашнего хлеба. Маша села рядом, пододвинула мне тарелку и сказала:
— Ешь.
Я еще в дороге почувствовал голод, но сейчас он прошел. Однако съел все, что дали, поблагодарил хозяев и встал из-за стола. Маша встала вместе со мной.
— Если вы не против, мы прогуляемся по берегу, — сказал я, обратившись к старику.
Он промолчал. Мы вышли на улицу. Собака лежала в будке, высунув из нее морду. Увидев нас, она лишь скосила глаза, но позы менять не стала. Значит, приняла меня за своего.
Байкальская волна все так же лизала гальку, с шипеньем откатываясь назад. Мы спустились к самой кромке воды и пошли по хрустящим в крупном песке камушкам. Еще в Москве я думал о том, какой скандал закачу Маше, прилетев на Байкал. Она должна понять, что там, где речь идет о нас двоих, мы должны решать все вместе. Но от одного звука ее голоса все гневные слова вылетели из головы. Я готов был стиснуть ее в объятиях
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!