Надежда победителя - Дэвид Файнток

– Не болтай чепухи. Я ору на всех, как ненормальный, кидаюсь из одной крайности в другую. То требую от кадетов железной дисциплины, то балую их, спасаю от наказания. Такие метания до добра не доведут.

– Выдающимся личностям свойственны причуды. Ты же капитан с мировой славой.

– Хватит зубоскалить, Толливер, – обиженно проворчал я. – Мне сейчас не до шуток.

– Просто сегодня у тебя выдался тяжкий день. Бывает. – Он встал. – Если это все, я пойду вправлять мозги сержанту Ольвиро.

– Сядь, – рявкнул я и тут же пожалел о своем раздраженном тоне. – Прости. В Фарсайде неприятности. Два сержанта слишком наседают на кадетов.

– Что ты собираешься предпринять?

– Не знаю. Вот почему я не гожусь для этой работы. Не знаю, как ее делать. Кстати, о работе… Когда ты сможешь подготовить отчет о финансовой проверке?

– Ты же сам сказал, что я должен управиться за неделю. На самом деле я мог бы закончить эту работу раньше, если б ты не заставил меня заниматься утренними пробежками кадетов.

– Черт с ними, с пробежками, брось все и сосредоточься на финансовой проверке. Как только закончишь, пошлю тебя наверх. В Фарсайде нужен… В общем, за ними нужно присматривать.

– На роль надсмотрщика я вряд ли подойду.

– На «Виктории» ты присматривал за гардемаринами отлично, – проворчал я. Это был скрытый комплимент.

Тогда Толливер был старшим гардемарином. Между прочим, разжаловал его в гардемарины не кто иной, как я, к тому же несправедливо, за что Толливер меня ненавидел, но это не мешало ему выполнять офицерский долг и усмирять также ненавидевших меня гардемаринов «Виктории».

А за что я ненавижу Толливера? Всего лишь за давние кадетские обиды? Не глупо ли это? Конечно, глупо!

– Ладно, Толливер, иди спать, – мягко сказал я.

– Есть, сэр. Но вначале поговорю с сержантом Ольвиро.

– Не надо, я сам с ним поговорю. И не спорь! Я знаю, что делаю.

Толливер ушел. Я сидел на диване, схватившись за голову. Как все это выдержать? Столько забот! Как не согнуться под тяжестью этого бремени? Так я просидел час, потом надел китель и вышел в прохладу позднего вечера.

Сержант Ольвиро был воспитателем казармы имени Вилхэвена. Едва я распахнул в нее дверь, смех оборвался, ближайший ко мне кадет проорал:

– Смирно!

Кадеты мигом выстроились в две шеренги у коек. Некоторые были еще в полной форме, другие – без кителей, третьи – в нижнем белье. Постели на койках измяты. Типичная картина кадетского отдыха перед отбоем.

– Вольно, – скомандовал я. – Где ваш сержант?

– Наверно, в своей квартире, сэр, – ответил кадет с нашивками капрала.

– Пригласите его, пожалуйста, сюда.

– Есть, сэр. – Капрал проворно надел ботинки и шмыгнул за дверь.

Полминуты прошло в абсолютной тишине. Наконец, шаги.

– Сержант Ольвиро по вашему приказанию прибыл, сэр!

– Вольно, сержант. – Я вышел на середину прохода между шеренгами и обратился к кадетам. – Наступит день, когда вам придется командовать рядовым и сержантским составом. Но вы должны научиться не только приказывать. Сейчас я преподам вам урок. – Я повернулся к Ольвиро. – Сержант, приношу вам свои извинения за грубые и необоснованные упреки, высказанные мною сегодня в столовой в приступе раздражительности. Весьма сожалею о случившемся и впредь постараюсь держать свои нервы в узде. – Я прошелся взглядом по напряженным лицам кадетов. Они смотрели на меня во все глаза. – А вам не следовало смеяться над своим товарищем, уронившим поднос. Настоящие офицеры не зубоскалят над промашкой соратника. – Со всем достоинством, на которое был способен, я прошествовал между шеренгами к выходу. Кадеты были сражены наповал.

Ночью я спал как убитый. Ни одного сна не помнил, выспался замечательно, утром бодро вскочил под душ, а после завтрака сразу пришел в кабинет и принялся за работу.

Первым делом надо решить кадровый вопрос. Слик умер, Толливер скоро уедет в Фарсайд – без двух лейтенантов трудно. Надо нажать на отдел кадров, пусть дадут хотя бы одного офицера. Я снял трубку:

– Соедините меня с отделом кадров.

Вскоре мне ответил капитан Хигби, то самый, что отказался избавить меня от Ардвелла Кроссберна. Я сбивчиво объяснил, что лейтенанта Слика по приказу адмирала Дагани перевели из Академии на другое место службы, вследствие чего мне нужен другой лейтенант, причем как можно быстрее.

– Может быть, направить вам кого-нибудь из ваших друзей? – предложил Хигби.

– Нет.

– Тогда я сам подберу кого-нибудь. На это потребуется некоторое время. Ждите, я сообщу. – Хигби положил трубку.

Я занялся просмотром докладов и прочих бумаг. Перед самым обедом позвонил сержант Киндерс:

– Из Фарсайда прибыл гардемарин Кин с тремя кадетами.

– Пригласите их ко мне. – Вот те на! А я чуть не ушел на обед. Как я мог забыть? Сам же вчера вечером приказал доставить кадетов в Девон! Забыл о кадетах, забыл отпустить охрану. Все забываю. До срока выхожу в тираж, старческий маразм. Что будет дальше?

За Кином вошли кадеты, вытянулись по струнке. Гардемарин – довольный успешно выполненным заданием, а кадеты – подавленные, мучимые неизвестностью – зачем их сослали вниз?

– Как они вели себя в пути, мистер Кин? – спросил я довольного собой гардемарина.

– Хорошо, сэр.

– Вы отлично справились с заданием. Подозреваю, хотите вернуться в Фарсайд сегодня же?

– Не то чтобы очень… Хочу, сэр. Меня охватил приступ великодушия:

– А мне кажется, переносить перегрузки шаттла в вашем возрасте не так уж легко. Вы уже не юноша. Поэтому даю вам два дня отпуска. – Конечно, я сделал ему комплимент. Ведь мальчишке Кину только что исполнилось восемнадцать. – Можете съездить в Лондон.

– Спасибо, сэр! – Его глаза озарились блаженством.

– Свободен. – За ним закрылась дверь, и я обратил свой благосклонный взор на кадетов. – Вольно. Кадет Стриц, кажется, я вас уже где-то видел.

– Так точно, сэр. Вы видели меня в казарме.

Я напряг свою дряхлую память. Каким-то чудом мне удалось извлечь из ее недр нужную картинку: я вспоминаю в пустой казарме свою кадетскую юность, и вдруг незаметно подкрался «шпион» Йохан Стриц. Тот самый, что подрался с гардемарином. И вот теперь у него от страха блестел лоб.

– Я не кусаюсь, мистер Стриц, – пошутил я и добросердечно уставился на выпоротого Кевина Арнвейла. – Как вы себя чувствуете?

– Хорошо, сэр.

– Сможете сидеть в столовой?

– Так точно, сэр. – Бедняга густо покраснел. – Наверно, мистер Паульсон пожалел меня.

Мой начальственный взор устремился на Кила Дрю. Теперь он выглядел старше своих пятнадцати лет, щеки впалые, кожа бледная. Сразу видно, что он считал себя виновным в гибели товарища и сильно переживал.