Скандальная история - Дженна Питерсен

Доминик покосился на брата:

– Выходит, ты все это затеял ради того, чтобы мне не достался титул, который я даже не желал получить и на который никогда и не рассчитывал? Из-за этого ты причинил людям столько страданий? Я отказываюсь от права на титул, принадлежавший твоему отцу, и в ближайшее же время оформлю это отречение юридически.

Коул с удивлением уставился на брата. Он хотел что-то сказать, но тут Кэтрин проговорила:

– Не только Коул причинял людям страдания.

Доминик повернулся к жене. У него сердце защемило, когда он заглянул в глаза Кэтрин. Он привык видеть в этих глазах блеск желания, но теперь в них была только боль. Боль из-за его предательства.

– Кэт, я понимаю… – заговорил он, но Кэтрин остановила его взмахом руки:

– Не важно. Не нужно мне больше никаких объяснений. Я услышала более чем достаточно. – Она повернулась к Коулу и Саре: – Вы более не являетесь желанными гостями в моем доме. Прошу вас уехать.

Коул отшатнулся:

– Но…

– Уезжайте! – повторила Кэтрин уже громче. – Сейчас же.

Коул молча кивнул, взял жену под руку, и они вышли из кабинета. Как только дверь за ними закрылась, Кэтрин проговорила:

– Прошу у вас прощения, но сейчас мне необходимо удалиться в свои покои. Мне не хотелось бы, чтобы меня беспокоили. Всего доброго.

Резко развернувшись, Кэтрин вышла из кабинета. Доминик беспомощно смотрел ей вслед. Как же ему хотелось побежать за ней, заключить ее в объятия и умолять о прощении… Он даже сделал один шаг, но Адриан положил ему руку на плечо.

– Не сейчас, – сказал барон. – Дай ей время опомниться. А потом пойди к ней.

– Не думаю, что время тут поможет. – Доминик прикрыл ладонью глаза. – Я потерял мою жену.

Он посмотрел на дверь и вдруг понял: если он и впрямь потеряет жену… то он потеряет все.

Кэтрин долго стояла у окна. Ей по душе был этот зимний пейзаж. Бесплодная белизна снегов вполне соответствовала пустоте, царившей в ее сердце. Вряд ли она смогла бы выдержать все случившееся, если бы за окном пели птицы и распускались цветы.

Ложь. Кругом ложь. Она опутывала все словно паутиной, так что уже невозможно было различить правду. Кэтрин пряталась в своих покоях уже более двух часов, но ей все еще было так больно, что она даже не могла решить, что же именно ранило ее сильнее всего. Люди, которым она доверяла, ее обманывали!

Коул делал вид, что он ей друг, он притворялся, что питает к ней нежные чувства, хотя на самом деле просто изображал мужчину ее мечты. От того, что ее опекуны тоже сыграли свою роль в этом жестоком обмане, становилось еще больнее. Она никогда и не думала, что Юстасия со Стивеном любят ее, но ей всегда утешительно было думать, что они действуют в ее интересах.

Похоже, она совершенно не разбирается в людях. Если бы шесть месяцев назад кто-нибудь сказал ей, что Коул сам устроил исчезновение своей жены с целью выдать себя за вдовца, чтобы вступить в противозаконный брак с другой женщиной, она бы расхохоталась такому человеку в лицо. Сказала бы, что обвинения эти смехотворны. Что жених ее удручен самым настоящим горем. Что Коул не способен даже придумать подобный план, не говоря уже о том, чтобы претворить его в жизнь. Ну как она могла настолько ошибаться. Но кое-что уязвляло ее еще больше. Даже больше, чем бесчестность опекунов, мошеннические проделки Коула и предательство Джулии, промолчавшей о сделке, которую заключили ее братья.

Доминик.

Мысль о нем заставила ее вздрогнуть. Закрыв глаза, Кэтрин представила его лицо. Снова и снова она вспоминала, какое было у него выражение лица, когда он признавался, что взял ее в жены, выполняя условие сделки. Он знал, что правда рано или поздно выйдет наружу. Не исключено, что сейчас он испытывал даже некоторое облегчение. Теперь ему нет нужды притворяться, что их брак значит для него что-либо.

Кэтрин прикрыла глаза ладонью.

– Почему? – прошептала она. – Почему я не могу изгнать тебя из своего сердца?

Услышав, как в смежных покоях отворилась дверь, Кэтрин замерла в напряжении. Прислушавшись, она поняла, что это Доминик расхаживает по спальне. Вот он подошел к ее двери, и Кэтрин затаила дыхание; ей безумно хотелось, чтобы он вошел.

Даже после всего, что он натворил, она не может совладать с собой.

Укрепившись сердцем, она скрестила на груди руки и громко произнесла:

– Входи, если хочешь!

Дверь отворилась, и Доминик шагнул в ее спальню. И тотчас же ее предательское сердце отчаянно забилось. В отблесках догорающего в камине пламени было видно, какое у него потемневшее лицо. Было очевидно, что он страшно угнетен.

Но потому ли сожаления терзают его, что он обманывал жену, или потому, что он попался на обмане?

Впрочем, какое это имеет значение?

– Кэт… – Голос его дрогнул – возможно, из-за того, что он благоразумно остановился на некотором расстоянии от жены.

Ласковое имя, которым он ее назвал, сразу же согрело ей сердце, как ни пыталась она подавить в своей душе нежные чувства.

Усилием воли она заставила гнев возобладать над печалью и разочарованием. Ей хотелось, чтобы Доминик понял, что он натворил, хотелось, чтобы ему стало ясно, что нежными словами и ласковыми прикосновениями дела не поправишь. Она и так дала ему слишком много власти над ней.

– Не называй меня Кэт. – Она отвела взгляд. – Никогда больше не называй меня так. Не стоит лишний раз напоминать мне о том, как ты обманом заставил меня привязаться к тебе.

Глаза Доминика широко раскрылись, и он схватился за спинку ближайшего кресла. Тут только Кэтрин осознала, какое признание только что сорвалось с ее уст. Она сказала ему, что успела привязаться к нему!

Что ж, это в прошлом, теперь она уже никаких чувств к нему не питает. Его ложь убила ее чувства.

Но все равно она никак не могла заставить себя смотреть ему в глаза.

– Прошу тебя, позволь мне поговорить с тобой, – сказал он тихо.

Сказал голосом, какого она никогда прежде не слышала. В его голосе было терпение и нежность.

Мысли Кэтрин начали путаться. Это что же, опять какой-то обман?

– Я не хочу слушать никаких объяснений, – сказала она со вздохом и вновь обратила взор на темнеющее небо за окном. – Я не в силах больше слушать бесконечное вранье.

– Больше не будет никакого вранья.

Гнев, на который она рассчитывала как на последнее средство защиты, стал подниматься у нее в душе без всяких ее усилий.

– Как я могу верить тебе, Доминик? Как я могу поверить твоим словам?

Он понурил голову: