Противостояние - Сергей Шхиян

— Хорошо, Валентина Ивановна, я постараюсь, как только вспомню, тотчас же перезвоню, — пообещал я и прекратил разговор.

— Аарон Моисеевич, пожалуйста, выбросите телефон, а то нас чего доброго, еще запеленгуют.

— Чего им от вас нужно? — поинтересовался Гутмахер, отключая аппарат и пряча его в карман.

— Свою машину хотят вернуть.

— Эту?

— Нет, на эту я обменял их «Фольксваген».

— Правда? Но ведь это не очень этично… да и где вы нашли такого глупца, который согласился поменять отечественную машину на иностранную!

Я посмотрел на старика, предполагая в его словах подвох или иронию, но он был и вправду удивлен. От такого сермяжного патриотизма я даже слегка прибалдел.

— Вы думаете, что старый «Москвич» лучше нового «Фольксвагена»?

— Ну, я не уверен, что лучше, у немцев всегда была неплохая техника, однако, «Москвич» очень хорошая машина, я сам где-то читал, что его называют «Русским чудом».

— «Москвич» чудом? Когда и где вы это читали?

— Не помню точно, кажется, в семидесятые годы…

— В таком случае, не стану спорить, я в то время только родился. А чем вам не нравятся иностранные машины?

— Я слышал, что они не очень надежные, да и с запчастями, вероятно, большие сложности.

— Это вы тоже в газете прочитали, году в пятидесятом?

— Нет, это я сам предположил.

— Понятно.

— А что, это не так?

— Не совсем. Слышали старый еврейский анекдот: «Хаим, правда, что ты выиграл в лотерею сто тысяч рублей?». «Правда, но не совсем. Не в лотерею, а в преферанс, и не сто тысяч, а десять рублей, и не выиграл, а проиграл». Так же и с вашим «Русским чудом».

Так за светскими разговорами мы доползли до кольцевой дороги. Я старался держать себя естественно и не показывать, что нервничаю. Шанс, что в такую гнусную погоду автоинспекция выдернет из третьего ряда старенький «Москвич», был небольшой, но все-таки был, и у меня начала слегка подрагивать нога. Как назло, перед постом ГИБДД светофор переключился с зеленого на желтый. Проехать на него было можно, но я подстраховался и остановился точно на «Стоп» линии. Два инспектора, стоящие около будки, равнодушно посмотрели на трусливого чайника и вытащили из транспортного потока дорогую иномарку, продемонстрировав, что у всех должностных лиц в нашей стране в работе существует только свой личный интерес.

Я спокойно сидел, откинувшись на спинку сидения, пока не зажегся зеленый свет. После чего, не торопясь, тронулся с места, Наконец-то мы покинули город и оказались в области, где, я надеялся, у милиции другие ориентиры и ориентировки.

— Вот видите, какая «Москвич» замечательная машина! — неожиданно заявил Аарон Моисеевич, когда мы очередной раз каким-то чудом выбрались из снежной каши на относительно чистый участок дороги.

— Вы абсолютно правы, только он все-таки больше похож на корыто на колесах, чем на современный автомобиль.

— Это чистой воды инсинуация! — рассердился Гутмахер. — «Москвич» чудесно подходит к нашим дорогам и климатическим условиям.

— По-моему, это в вас говорит квасной русский патриотизм, — подначил я новоявленного почвенника.

Как многие талантливые люди, мой визави в отдельных случаях, когда дело не касалось его специальности, демонстрировал удивительную тупость.

— К вашему сведению, патриотизм отнюдь не ругательное слово, а совсем наоборот, — поделился своим наблюдением Аарон Моисеевич.

— Согласен, но только не в том случае, когда это имеет отношение к нашему автомобилестроению. Раньше, если вы помните, у наших машин не было конкуренции, а были только очереди за ними, отсюда и качество. Притом они слишком конструктивно устарели, стали просты, как телега.

— Любой механизм, чем он проще, тем функциональнее, — перевел разговор в другую плоскость собеседник.

У меня было достаточно доводов против такой упрощенной концепции, но попусту спорить не хотелось, да и дорога не позволяла расслабляться. — Нам нужно зайти в хозяйственный магазин, без специального оборудования мы не сможем попасть в тот дом, — сказал я, когда мы въехали в очередной подмосковный город.

— Ох, извините, но я в спешке забыл наш список, — повинился Гутмахер.

— Ничего страшного, разберемся на месте.

Однако, сразу «разобраться» нам не удалось. Приспособления, чтобы проникать в чужие дома, в хозяйственных магазинах не продавались, пришлось «комбинировать» из имеющихся товаров. В конце концов, после нескольких попыток нам удалось подобрать необходимую оснастку. Я вбухал довольно много денег в инструменты, но зато можно было не опасаться застрять перед железными дверями или оконной решеткой. Теперь у нас была даже такая редкость, как аккумуляторная «болгарка» с несколькими отрезными кругами для металла.

Пока я занимался покупками, Аарон Моисеевич сторожил наш «Москвич». Слесарные инструменты его как «теоретика» не интересовали.

— Ну что, поехали на «объект»? — спросил я, разместив в багажнике очередную партию приспособлений.

— А не рано, ведь еще совсем светло? — замявшись, спросил Гутмахер. — Может быть, сначала где-нибудь перекусим?

Про еду за треволнениями побега я забыл и только после напоминания почувствовал, что тоже голоден.

— Действительно, что это я. Давайте где-нибудь пообедаем.

Выбирать в маленьком городке было особенно не из чего, и мы зашли в первую попавшуюся на пути кафешку. Обеденное время уже миновало, было около четырех часов пополудни, и в точке общественного питания нас, похоже, не ждали. Однако, шелест купюр помог персоналу преодолеть генетическую ненависть к посетителям, и после небольшого торга нас всё-таки накормили.

В столовой было почти чисто и тепло, торопиться нам было некуда, и мы засиделись: после еды пили на десерт плохой кофе и курили.

— Вам не страшно ночью лезть в чужой дом, да ещё с такой плохой репутацией? — спросил меня Гутмахер.

— Не знаю, пожалуй, страшно, только что делать, коли нужно. Да и знаете ли, когда втягиваешься в «активную жизнь», это начинает нравиться. Я два месяца просидел дома, и это меня начало утомлять. Правда, бегать от милиции большой радости нет, но…

Что «но», я сказать не успел. Скрипнула входная дверь, я машинально обернулся, и слова застряли у меня, как говорится, в горле. В столовую вошла Ольга Глебовна Дубова. Вид у нее был сосредоточенный и отрешенный. Не глядя по сторонам, она села за столик возле двери. В столовой, кроме двух официанток, болтавших в углу зала, были только мы с Гутмахером, и удивительно, что она меня не заметила.

— Извините, пожалуйста, я сейчас, — сказал я Аарону Моисеевичу и, выбравшись из-за стола, подошел к девушке.