Врата огня - Стивен Прессфилд

Она моргнула сухими глазами, потом посмотрела на меня.

– И с тобой тоже боги играют свои шутки, Ксео. Но, может быть, еще не поздно подправить катящиеся играль­ные кости. Вот зачем я дала тебе ту горстку «сов».

Я уже понял замысел ее сердца.

– Ты не спартанец. Зачем связывать себя жестокими законами Спарты? Разве боги недостаточно уже украли у тебя?

Я попросил ее больше не говорить об этом.

– Эта девушка, которую ты любишь,– я бы могла при­везти ее сюда. Только попроси.

– Нет! Пожалуйста.

– Тогда сбеги. Сегодня же вечером. Дай деру. Я сразу же ответил, что не могу.

– Мой муж найдет другого оруженосца. Пусть другой умрет вместо тебя.

– Прошу тебя, госпожа. Это было бы бесчестно. Ощутив, как горит моя щека, я понял, что госпожа уда­рила меня.

– Бесчестно? – Она произнесла это слово с отвраще­нием и презрением.

Внизу к мальчишкам и Диэнеку присоединились другие крестьянские дети. Началась игра в мяч. Дети кричали в агоне, азарте соперничества, и их голоса весело летели к нам вверх по склону.

Могло вызывать одну только благодарность то, что гос­пожа так благородно донесла до меня из самого сердца, ­желание даровать мне милосердие, в котором, она чувствова­ла, мойры – богини судьбы – самой ей отказали. Даровать мне и той, кого я любил, случай ускользнуть из тяжких уз предопределенности, наложенных, как она ощущала, на нее саму и ее мужа.

Но я не мог предложить ей ничего, кроме того, что она уже знала. Я не мог уйти.

– И все равно, боги уже будут ждать меня там. Как всегда, на шаг впереди.

Я видел, как напряглись ее плечи, как ее воля подчини­ла благородный, но неосуществимый импульс сердца.

– Твоя двоюродная сестра узнает, где лежит твое тело и с какой честью ты погиб. Клянусь Еленой и Близнецами.

Госпожа встала со своей скамьи под дубами. Разговор закончился. Она снова была спартанкой.

И вот теперь, когда мы выступали в поход, я заметил на ее лице ту же суровую маску. Госпожа высвободилась из объятий мужа и собрала вокруг себя детей. Она вновь обрела прежнюю осанку, прямую и торжественную, как и другие спартанские жены, стоявшие под дубами.

Я видел, как Леонид обнял свою жену Горго, «Яркие Очи», своих дочерей и сына Плистарха, которому когда-нибудь предстояло занять его место царя.

Моя жена Ферея крепко обняла меня. Она терлась об меня всем телом под своим белым мессенийским платьем, держа за руки наших детей. Да, она недолго будет оста­ваться без мужа.

– Подожди хотя бы, пока я скроюсь из виду,– пошу­тил я и обнял детей, которых едва знал. Их мать была хорошей женщиной, и я жалел, что не могу любить ее так, как она заслуживала.

Последнее жертвоприношение было закончено, получе­ны и записаны знамения. Триста построились – каждый Равный со своим оруженосцем – в длинной тени отда­ленных гор, на виду у всего войска, собравшегося на левой («щитовой») стороне холма. Леонид, в венке, как и все, за­нял свое место перед воинами, рядом с каменным алтарем. Весь остальной город, старики и мальчишки, жены и мате­ри, илоты и ремесленники, собрались на правой («копьевой») стороне. Еще не рассвело, солнце еще не показалось из-за горного гребня Парнона.

– Смерть приблизилась к нам вплотную,– произнес царь.– Вы чувствуете ее, братья? Я чувствую. Я человек и боюсь ее. Я думаю, как укрепить сердце к тому мгновению, когда я взгляну ей в лицо.

Леонид начал свою речь тихо, но его голос отчетливо разносился в предрассветной тиши, слышный всем.

– Сказать вам, где я нахожу эту силу, друзья? В глазах наших сынов что в алых одеждах стоят перед нами. И на лицах их товарищей, которые пойдут в последующую бит­ву. Но более всего мое сердце находит мужества при взгляде на них – на наших женщин, что без слез смотрят, как мы уходим.

Он сделал жест в сторону собравшихся спартанских знат­ных дам, среди которых выделялись две пожилые, Пирро и Алкмена, и назвал их поименно:

– Сколько раз эти две женщины стояли здесь, в холод­ной тени Парнона, и смотрели на своих любимых, уходящих на войну? Пирро, ты видела, как войска наших дедов и отцов отправлялись на Афетаид, чтобы никогда не вернуть­ся. Алкмена, твои глаза без слез смотрели, как муж и братья ушли навстречу смерти. Теперь ты снова стоишь тут, вместе с немалым числом других, родивших столько же и еще больше, и смотришь, как сыновья и внуки отправля­ются в Царство мертвых.

Это была правда. Сын Пирро Дорион стоял теперь в вен­ке среди Всадников; внуками Алкмены были победители Олимпиады Алфей и Марон.

– Мужская боль легко появляется и быстро проходит. Наши раны – телесные, и они ничтожны. Раны женщин – раны сердечные, это нескончаемая печаль, переносить ко­торую гораздо горше.

Леонид указал на жен и матерей, собравшихся на еще темных склонах.

– Учитесь у них, братья, учитесь терпеть муки, как тер­пят они их при рождении детей. Усвойте их урок: за все хорошее в жизни надо платить. А самое сладкое в жизни – это свобода. Ее мы избрали, и за нее мы платим. Мы связа­ны законами Ликурга, а это суровые законы. Они учат нас презирать жизнь в неге, которую наши богатые земли мог­ли бы нам обеспечить, пожелай мы этого. Однако мы поступаем в академию дисциплины и самопожертвования. Ведомые этими законами, наши предки в двадцати поко­лениях вдыхали благословенный воздух свободы и строго платили по счету, когда им предъявляли этот счет. Мы, их сыновья, не можем сделать меньше.

Каждому воину оруженосец подал чашу вина, каждо­му – собственный ритуальный кубок, врученный воину в день посвящения в Равные и используемый только в самых торжественных церемониях. Леонид поднял свой и с молитвой 3евсу-Вседержателю, Елене и Близнецам совершил возлияние.

– Уже шесть веков, как говорят поэты, ни одна спар­танская женщина не видит дыма вражеских костров.

Подняв обе руки вверх, Леонид выпрямился и поднял лицо к небу:

– 3евсом и Эросом, Афиной-Покровительницей и Ар­темидой Справедливой, Музами и всеми богами и героя­ми, защищавшими Лакедемон, и кровью собственной пло­ти клянусь, что наши жены и дочери, наши сестры и матери не увидят этих костров и теперь.

Он выпил, а за ним выпили и все мужчины.

Великий Царь хорошо знает топографию под­ходов, ему ведома паутина ущелий и сжатая карта поля боя, где его войска вступили в бой со спартанцами у Горячих Ворот. Я пропущу это описание, а вместо того расскажу о составе греческих сил и о том состоянии разброда и беспорядка, что царили на месте назначения, когда они прибыли туда, чтобы защищать про­ход.

Когда Триста – теперь усиленные пятью сотнями тяжелой пехоты из Тегея и таким же числом воинов из Мантинеи – вместе с двумя тысячами, набранными в Орхомене и остальной Аркадии, Коринфе, Флиунте и Микенах, плюс семьсот из Феспии и четыреста из Фив – прибыли в Опунтскую Локриду, что в девяноста стадиях от Горячих Ворот, чтобы соединиться с тысячей гоплитов из Фокиды и Локриды, они обнаружили там совершенное безлюдье.