Счастье для людей - П. З. Рейзин

Наверное, у меня кровь отлила от лица, потому что она взяла меня за руку и сжала ее.

– Я шучу! В конце концов он вернулся домой. Женился на местной девчонке. У них маленький домишко и пара детей. Он работал на заводе, пока тот не закрылся. Твое лицо. Ты бы видел свое лицо. Но я даже польщена, что ты поверил, будто я сделала это.

Из-за истории ли Эхо у меня появилась идея?

Не могу сказать точно. Но, как писал доктор Фрейд, неосознанное крайне витиевато.

Однако во сне я увидел легендарную историю из мира рекламы о том, как компания «ABM» провела директора Британских железных дорог, являвшихся в то время олицетворением убогих поездов, долгих задержек в пути и шокирующе жалкого обслуживания клиентов. Когда сотрудники «Бритиш рэйл» во главе со своим начальником, сэром Питером Паркером, приехали в «АBM», чтобы выслушать предложение, их встретила равнодушная секретарша, которая курила сигарету и подпиливала ногти. «Сколько нам еще ждать?» – спросил Питер Паркер. Ответом было: «Не знаю». Потенциальным клиентам пришлось ждать в потрепанном холле, с кучей столов в пятнах от кофе, с неактуальными журналами и переполненными пепельницами. Шли минуты, и ничего не происходило, проходило еще больше времени, а ничего так и не происходило. Руководители железнодорожной компании уже готовы были уйти в негодовании, как в комнате наконец появилась команда рекламных агентов. «Именно такими люди видят «Бритиш рэйл», – сказали им. – А теперь давайте посмотрим, что можно сделать, чтобы исправить это».

Другими словами, трюк. Уловка.

На следующее утро я поехал у Нью-Ханаан и купил восемнадцать открыток с видами красот Коннектикута и восемнадцать марок. Ее адрес врезался глубоко мне в мозг. Гамлет-Корт, Гамлет-Гарденс, Лондон, W6. Я скопировал его восемнадцать раз и на оставшихся чистыми для текста половинках открыток я жирно и размашисто написал по единственной букве алфавита. Веря (надеясь, моля), что почта США и Королевская почта исполнят свою роль в моем мероприятии и доставят все восемнадцать посланников точно по адресу.

Джен

Как вы можете представить, в понедельник утром творится что-то ужасно неуместное. Разобравшись со своим замком и банковскими счетами, Ральф слоняется на работе в исключительно хорошем расположении духа, как кот, стянувший сметану. На лице светится широченная улыбка, и он находит еще больше предлогов, чтобы прерывать нашу с Эйденом разностороннюю беседу.

Еще до того как выйти из квартиры, я пыталась объяснить ему, что произошедшее было… некой случайностью.

– Как такое может быть случайностью? – не без основания спросил он. Он ел тост за моим кухонным столом, пытаясь играть своей босой ногой с моей.

– Это было – как бы выразиться? – ненамеренно.

– Не хочешь объяснить?

– Ральф, мы не можем спорить из-за этого. Произошла случайность. Она ничего не значила.

– Для меня значила.

– Мы две жертвы любви, вцепившиеся друг в друга при кораблекрушении. Если мы не отпустим друг друга, то потонем.

Я была довольна получившейся формулировкой, пока не вспомнила, у кого стащила ее.

– Я не рассматриваю это как кораблекрушение. Я рассматриваю это как чертовски восхитительное событие!

– Ральф, – начала я, но, не сумев придумать ничего стоящего, повторила еще несколько раз: – Ральф, Ральф, Ральф.

Оказывается, если произнести его имя несколько раз подряд, оно звучит как лай собаки. Я с трудом подавила смешок.

– Джен, Джен, Джен, – отозвался он, только без нисходящей интонации, которой я наполнила реплику «Ральф, Ральф, Ральф», без оттенка безнадежности, безразличия ну и подобной ауры.

Затем он сказал:

– Ты приедешь познакомиться с моей матерью?

– С твоей матерью?

– Она с радостью познакомится с тобой, уверен, отец тоже, у него деменция.

– Ральф. То, что случилось прошлой ночью, это было чудесно и все такое, но мы не собираемся жениться. У нас нет причин знакомиться с родителями друг друга.

– Они живут в Милл Хилл. Она хотела бы познакомиться с тобой.

– Так. Нам пора уходить.

– Но мы же увидимся снова? – взмолился он.

– Мы работаем вместе, Ральф. Нам придется видеться.

– Нет, ты же понимаешь. Мы продолжим видеться. Вот так.

– Ральф, не думаю, что мы сможем.

– Мы можем обсудить это.

– Не знаю, есть ли тут что обсуждать.

– Но мы можем обсудить и это. Есть нам что обсуждать или нет.

– Хорошо, Ральф. Мы можем это обсудить.

– Спасибо.

– Не за что.

– Джен?

– Да, Ральф.

– Никому ни слова о том, что я тебе рассказал.

– Рот на замке. – Я изобразила, что закрываю рот на замок.

– Особенно сама знаешь кому. И другому, тоже знаешь кому.

– А я точно знаю кому? И второго?

– Джен!

– Я тебя дразню, Ральф. Конечно, я знаю кому. Обоих. Твой секрет в безопасности.

– Теперь наш секрет.

– Ральф. Пора идти.

– Если тебя кто-то дразнит, то, значит, ты ему небезразличен. Все об этом знают.

Последняя фраза была совсем не в духе Ральфа.

Полагаю, так говорила Элейн.

– Это был экстренный трах? Или спасительный трах? Или успокоительный трах? Или трах из жалости? Я правда не совсем понимаю, о чем ты говоришь.

– Если честно, то я сама не совсем понимаю сложившуюся ситуацию, Инг. Мы с моей прямолинейной подругой в кафе «Коха» с удовольствием попиваем прохладное белое вино, пока я пытаюсь подобрать слова, чтобы объяснить, что же побудило меня пригласить «парня-гика», как она окрестила его, в свою постель.

Хотя себе объяснить это еще труднее.

Нет сомнений в том, что я сама его пригласила. Как и в том, что мы оба с удовольствием приняли участие в действе, которым два представителя противоположных полов обычно занимаются в подобных обстоятельствах. Он был даже и не плохим любовником, мягким, пылким, но не чересчур, не слишком Ральфом, если можно так выразиться. Он был настойчивым в подходящие моменты и нежным тогда, когда нужно. В слабо освещенной уличными фонарями комнате я могла сфокусироваться на его байроновских чертах, а не на том взъерошенном болване с крошками от тоста вокруг рта, каким он предстал передо мной на следующее утро за чашкой «Эрл Грей».

Что же касается вопроса о морском угре, то мне следует тактично скрыть его под вуалью подходящего размера.

Единственным достоверным моментом был миг, когда его глаза наполнились слезами сразу после случившегося.