Как мы предавали Сталина - Михаил Тухачевский

* * *

Итак, кровь на протоколе допроса Тухачевского – единственное доказательство применения к нему мер физического воздействия. Доказательство того, что, как указано в определении Военной коллегии от 31.01.1957 г., дело по обвинению Тухачевского было сфальсифицировано.

Кто же сфабриковал это доказательство? Несомненно, Прокуратура СССР при расследовании в 1956 г. вновь открывшихся обстоятельств (кровь на протоколе допроса Тухачевского) выясняла этот вопрос. Прежде всего был допрошен следователь, которому Тухачевский, как считается, дал «признательные» показания в результате применения мер физического воздействия. Были допрошены также и др. имевшие отношение к расследованию дела Тухачевского работники НКВД по вопросу о происхождении крови на протоколе допроса Тухачевского.

Никто из них, конечно, не дал показаний о том, что его избивали. Все они в один голос заявили, что на том протоколе никакой крови в 1937 г. не было. Протоколы их допроса к материалам расследования вновь открывшихся обстоятельств не приобщены. Именно поэтому в справке и в заключении Терехова об этих показаниях ничего не говорится. А это тоже фальсификация материалов реабилитации Тухачевского. Понимали это и члены Военной коллегии, сославшиеся в определении о прекращении дела Тухачевского на «окровавленный» протокол его допроса. Понимали, а прекратили. Так надо было тогда поступить.

Кому это было надо? Хрущеву, организатору кампании по дискредитации Сталина. Для него в то время фабриковались такие реабилитационные материалы, обнародованные им потом в сенсационном докладе 25 февраля 1956 г. на XX съезде КПСС и в многочисленных выступлениях после съезда, в которых он обвинял Сталина в организации незаконных репрессий и приводил факты применения по его указанию насильственных мер к невиновным людям.

Почему же Хрущев в своих выступлениях не назвал самого сенсационного факта – кровь на протоколе допроса Тухачевского как доказательство его избиения с целью получения «признательных» показаний по указанию Сталина? Здесь могут быть две причины:

Первая. Те, кто снабжал фактами Хрущева, понимали, что эпизод с «окровавленным» протоколом допроса Тухачевского, как говорится, шит белыми нитками. Потому, во-первых, что «куда-то делись» протоколы допроса следователя, «избивавшего» Тухачевского, и др. ответственных работников НКВД, которые отрицали наличие крови на том протоколе. Об этих протоколах мог спросить Хрущев или его помощник по реабилитации (конечно же, грамотный юрист), если бы им «подбросили» этот факт.

Во-вторых, на поверхности лежал еще один вопрос, которым Хрущев или его помощник могли заинтересоваться: чем доказано, что кровь на протоколе допроса его, Тухачевского, кровь? И, в-третьих, – чем доказано, что эта кровь попала на протокол допроса Тухачевского в 1937 г., когда его «избивали», а не в 1956 г., когда готовились материалы для его реабилитации? На эти вопросы «почему-то» нет ответов в заключении судебно-медицинской экспертизы от 28 июня 1956 г., на которую сослались Прокуратура и Верховный Суд СССР…

Хрущев не мог всего этого не понимать. Поэтому тот факт и оставался не обнародованным до 1989 г., когда уже ни одна экспертиза, как рассчитывали организаторы антисталинской истерии, не сможет ответить на те два вопроса: а) Тухачевского ли кровь на протоколе его допроса от 1 июня 1937 г.; б) когда (в 1937 или 1956 г.) она попала на этот протокол. Они, организаторы этой истерии, могли рассчитывать и на то, что ни один эксперт в России сегодня не решится дать честный ответ на те вопросы. А также на то, что, по их мнению, среди оболваненных и подавленных режимом, нравственно разложившихся граждан наших вряд ли найдется человек, которого «все это волнует».

* * *

Я из тех, кто не остался равнодушным к фактам фальсификации реабилитационных материалов на осужденных в 30-е годы врагов народа с целью дискредитации Сталина, Советской власти и в конечном счете с целью разрушения первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян.

Поэтому прошу возбудить уголовное дело по факту фальсификации реабилитационных материалов в отношении осужденного 11 июня 1937 г. Тухачевского М.Н…

Это дело должно быть возбуждено немедленно, без доследственной проверки, потому что наличие преступления – изготовление необходимого для реабилитации Тухачевского «окровавленного» протокола его допроса – думаю, и у Вас, товарищ Генеральный прокурор, не вызывает сомнений. Как и наличие другого преступления – вынесение Военной коллегией Верховного Суда СССР заведомо неправосудного, основанного на этом протоколе определения о прекращении дела Тухачевского.

При расследовании дела должны быть поименно названы не только лица, окропившие в 1956 г. кровью протокол допроса Тухачевского от 1 июня 1937 г., но и все соучастники этого преступления (организаторы, пособники и подстрекатели) и судьи, вынесшие заведомо неправосудное определение…

Одним из оснований для возобновления дела по вновь открывшимся обстоятельствам, как указано в законе, является установленная расследованием подложность вещественного доказательства, повлекшая вынесение необоснованного определения о прекращении дела. Думаю, и у Вас, товарищ Генеральный прокурор, не вызывает сомнения наличие в нашем случае такого вещественного доказательства – «окровавленного» протокола допроса Тухачевского от 1 июня 1937 г.

Поэтому прошу Вас по окончании расследования направить в Верховный Суд Российской Федерации материалы расследования со своим заключением об отмене определения Военной коллегии Верховного Суда СССР от 31 января 1957 г. в отношении Тухачевского М.Н…

Если Вами будет принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела, прошу, как того требует закон, направить мне мотивированное постановление по этому вопросу.

...

Комментарий И. Шеховцова: «Уголовное дело не было возбуждено, потому что его возбуждение разоблачило бы вымыслы о Сталине – организаторе репрессий в отношении высшего начальствующего и командного состава Красной Армии, поставило под сомнение обоснованность массовых реабилитаций 1950—1960-х годов. Генеральная Прокуратура РФ так и не ответила на мое заявление – мотивировать отказ в возбуждении уголовного дела было нечем».