Звезда ведьмы - Джеймс Клеменс

— Меняющие обличья, — охнула Ни’лан.

Джоак сидел за столом напротив Грэшима. Через распахнутое окно гостиницы врывались с улицы городские звуки: выкрики торговцев, гомон толпы, плач детей. Звуки жизни… А перед Джоаком, скрученное веревками, сидело само воплощение жизнерадостности.

Улыбка сияла на гладком, молодом лице мага, обрамленном каштановыми локонами. Широкие плечи, ровная спина. Джоак уже начал забывать, когда же он сам был таким здоровым и крепким. Но, глядя на собственную, украденную при помощи заклинания юность, брат ведьмы знал главное — это он должен быть таким.

Опираясь на посох, Джоак прижался щекой к окаменевшему дереву. От жары его клонило в сон, с которым он непрестанно боролся. После трудного путешествия ныли все суставы и побаливало сердце. Но тяжелей, чем пройденные лиги, давила близость Грэшима. Всю минувшую зиму Джоак готовил месть, придумывал способы вернуть похищенную молодость. Теперь враг оказался в его власти, связанный и бессильный.

А он не знал, что делать.

Пальцы Джоака крепче сомкнулись на посохе. Нахмурившись, он глянул на Кровавый Дневник, причину его растерянности.

Быстрый взгляд не укрылся от чародея.

— Уничтожь книгу, мальчик мой, и мы освободимся.

— Этому не бывать, пока я сам не захочу, — Джоак выпрямился, вздрогнув от боли. — Но не волнуйся. Придет еще пора свести старые счеты.

Последние слова предназначались скорее не темному магу, а ему самому.

— Тогда проведи отпущенные тебе зимы, мечтая о молодости, — криво улыбнулся Грэшим. — Это все, что тебе остается. — Он посмотрел на Дневник.

Волшебный фолиант связывал Грэшима гораздо сильнее, чем веревки, которыми Эр’рил его обмотал. Рассвирепевшая Чо заколдовала мага, втянув в Пустоту часть его души, заточив ее там. Благодаря этой связи любое волшебство, которое пытался сотворить Грэшим, уходило в Пустоту. Поэтому маг лишился всей силы.

К несчастью, Джоак тоже оказался связанным по рукам и ногам — любое его заклинание, будь то магия сновидений или темная магия, направленное против Грэшима, тоже уходило в Пустоту. Никто из них не мог действовать, попав в безвыходное положение. Несколько дней назад, взяв Грэшима в плен, Эр’рил хотел попросту перерезать ему горло, но Элена удержала своего советника от опрометчивого поступка. Им предстояло грандиозное сражение в Блэкхолле, и любой человек, обладающий сведениями о численности армий Темного Властелина или обороноспособности его цитадели, мог оказаться крайне полезным. К тому же Грэшим имел дело с Черным Сердцем и его полководцем Шорканом, и какие-то подробности, которые он знал, могли склонить чашу весов как в сторону победы, так и в сторону поражения. Поэтому темному магу сохранили жизнь, но держали в плену.

— Так много всего, чему я мог бы научить тебя, — вздохнул чародей. — Особенно если учесть твои способности.

Он выглядел утомленным и на удивление честным.

— Я не хочу учиться тому, чему ты мог бы выучить меня! — проговорил Джоак, прищурившись, но даже для его собственных ушей слова эти прозвучали неискренне.

— Ты еще слишком неопытен, чтобы осознавать свой дар, — пожал плечами Грэшим. — Подумай, от чего ты отказываешься.

— От чего же? — глаз Джоака дернулся. Он знал, что попался на крючок, но ничего не мог с собой поделать.

— Ты — ваятель снов. Подобный тебе не рождался уже на протяжении бессчетных поколений. Ах, если бы мне твой дар… — Маг замолчал, облизнул губы. — Я мог бы выйти один на один с Черным Зверем.

И вновь Джоак ощутил правдивость темного мага. Так оно или нет, кто знает? Но Грэшим верил в то, что говорил.

— Что ты хочешь этим сказать?

Чародей смотрел на него в упор.

— А вот что. Граница между снами и действительностью не столь прочна, как большинство людей предполагает. Если ты достаточно сильно веришь в сновидение, то, используя сердце и душу, можешь изваять его, сделать реальностью.

Джоак с трудом сглотнул. Разве шаман Патрус не намекал на размытость границ меж сном и явью?

— Я знаю, чего ты хочешь, мальчик мой, — вкрадчиво проговорил Грэшим.

— Ничего ты не знаешь!

Молодые глаза хитро посмотрели на него, а губы мага произнесли одно-единственное слово:

— Кесла.

Гнев всколыхнулся в душе Джоака, заполняя царящую там пустоту. В голосе его зазвенела ярость.

— Никогда не повторяй этого имени, колдун! Хочет того Элена или нет, а я сам воткну в тебя кинжал.

— Смерть, — пожал плечами в ответ на его угрозу Грэшим, — это тоже размытая граница. Ведь Черное Сердце может возвращать к жизни.

Джоак нахмурился. Но он знал, что не сможет убить мага до тех пор, пока не вернет молодость и не постигнет тайное знание, способное воплотить в жизнь его мечты. Из памяти не шел образ девушки с волосами цвета бронзы и глазами словно южные сумерки. Сердце болело так, что хоть с жизнью прощайся.

Не обращая внимания на его страдания, Грэшим продолжал:

— Мы ведь не слишком различны, мальчик мой. — Джоак хмыкнул. — Мы оба жаждем заполучить молодость, не правда ли? А почему бы нам не разделить поровну желаемое?

— Поровну? — нахмурился брат ведьмы.

— Ну да. Я верну тебе половину тех лет, что украл у тебя, а вторую оставлю себе. Каждый из нас будет чуть постарше, но мы не станем дряхлыми старцами.

— А зачем мне соглашаться на это?

— Чтобы успеть постичь то, чему я согласен тебя научить.

Джоак провел пальцем вдоль посоха. Сила магии снов, заключенная в каменном дереве, текла там, будто его собственная кровь. За прошедшие годы он усовершенствовал свои навыки, но до мастерства ему было еще далеко.

— И какова будет цена учебы?

— О, пустяки… Моя свобода, моя жизнь.

— А потом ты снова меня предашь?

— Ты преувеличиваешь собственную значимость, Грэшим закатил глаза. — Сказать по правде, я надеюсь никогда больше не встречаться ни с кем из вас. — Сомнение промелькнуло на лице Джоака. — Ты отлично знаешь, что между нами с Шорканом никогда не было великой приязни. Я покинул Черное Сердце по собственному почину. И ты в самом деле веришь, что я снова хочу с ними подружиться?

— А почему бы и нет? Чем ты отличаешься от Шоркана? Почему он настолько предан Темному Властелину, а ты так непостоянен?

— Ах… — Маг откинулся назад, насколько позволяли веревки. — Еще до того, как мы создали книгу, Шоркан всегда был… больше предан его замыслам. Для него все в мире просто и понятно: черное и белое, правильное и неправильное. А у меня взгляд на жизнь более разумный. Ведь на самом деле мир окрашен в оттенки серого. Вот и вышло, что когда мы создали Кровавый Дневник и заклинанием пытались разграничить добро и зло, для меня настали трудные времена. Во мне много различных оттенков серого, поэтому такое разделение не было для меня простым и понятным. Подозреваю, что потому-то мне даровали бессмертие, но заключили внутри стареющего тела.