Убейте прохожего! - Николай Владимирович Андреев

– А я, – вздохнул Малявин, – удивлюсь, если мы доживем до утра.

Романов ахнул. Спросил: неужели он думает, что Пират пойдет на еще одно или даже два убийства.

– А чего бы ему не пойти? – ответил Малявин. – Судя по тому, как он привык решать свои проблемы, решать по другому он, видимо, просто не умеет.

– Так что же нам теперь делать?

– Пока не знаю, надо думать.

Романов тоже не знал. Он растерянно посмотрел на Троицкого, как раз в это время выходящего из дверей Дворца культуры энергетиков в компании двух мужчин, перевел взгляд на людей, беспечно разглядывающих афиши, и тихо с придыханием спросил Никиту: верит ли он в существовании справедливости.

– На небе – да, – ответил тот. – На земле – нет.

– Нет, говоришь… А вот это мы сейчас с тобой и увидим.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Романов отвел Малявина в сторону, откуда было удобнее наблюдать за Троицким. Кивнул в сторону зевак, стоящих перед расклеенными на фасаде дворца афишами, и прошептал слово, которое заставило Никиту вздрогнуть:

– Демиург!

Увидев Троицкого, направляющегося в сторону колонны автомобилей, состоящей из двух джипов и одной десятки ГИБДД, Мартынов отошел от афиш. Засунул руку в карман куртки и решительно направился вслед за ним. Не успел никто сообразить, для чего будущего губернатора догоняет крупный парень в сереньком кепи, как парень в сереньком кепи, резко ускорившись, выскочил из-за спин охранников и, окликнув Троицкого, ударил его ножом в бок. Упал коленями на спину Троицкого и, воздев в небо полусогнутые, сжатые в кулаки руки, прокричал, брызжа слюной:

– Пират! Ты слышишь меня? Я все-таки отыграл его!

В ту же секунду на Мартынова налетели охранники и невесть откуда взявшиеся милиционеры. Навалились, скрутили и бросили головой вперед в подъехавший милицейский УАЗ.

Не успели случайные свидетели убийства перевести дух, как к Дворцу культуры энергетиков подъехала залитая грязью «Нива». Левая передняя дверца открылась, и в ту же секунду вся площадь наполнилась хриплым голосом Михаила Харякина, доносящимся из магнитолы автомобиля.

Убейте прохожего —

Испуганнорожего,

Убейте и сразу забудьте о том.

Он всем неприятен,

он груб, неопрятен,

он водку занюхивает рукавом!

Убейте прохожего:

Плохого, хорошего…

Какая вам разница, кто я такой?

Какая вам разница:

Я хам или пьяница,

Или ничтожный прохожий ночной?

Следом за левой передней дверью открылась правая, из которой не без труда вылез хозяин голоса – Михаил Харякин.

Одетый в пальто с чужого плеча, длинные до колен валенки с галошами, музыкант, как показалось Романову, не совсем трезвый, подошел к народу, столпившемуся вокруг трупа Троицкого, и громко поздоровался:

– Привет, земляки!

Ему ответили приветствием на привет. Спросили: кто он и откуда такой веселый взялся.

Повернувшись в сторону «Нивы», Харякин развел руками, словно хотел показать сидящим в машине друзьям то, как его неласково встречают в родном городе. Похлопал по плечу того, кто назвал его веселым, и сказал, что он, как и все люди на земле, является простым калекой-прохожим.

– Вот, проходил мимо, дай, думаю, остановлюсь, поздоровкаюсь с земляками.

Тут кто-то крикнул, что это – Миша Харякин, известный музыкант.

Те, кто знал, кто такой Харякин, тут же подошли к нему, загораживая труп Троицкого, а остальные, те, кто не знал или не хотел знать этого, остались стоять там, где стояли раньше.

– Ты где был, Миша? – спросил его Малявин.

Несмотря на то что вопрос Малявина, заглушаемый музыкой, доносящейся из «Нивы», был еле слышен, Харякин догадался, о чем его спросили.

Он махнул рукой себе за спину: дескать, где-то там, за горой, и сказал, что конкретно завис.

– Тут вот какое дело, – засмеялся он. – Мы с приятелем месяц назад заскочили в деревню, к тетке приятеля, а там, прикинь, одна половина баб вдовая, а другая – разведенная. Причем и те, и другие гонят самогон… Пьешь с ними, пьешь, только подумаешь о том, что надо возвращаться, готовиться к чёсу, как тут же тебе в зубы еще один стакан! И опять пьешь-пьешь, пьешь-пьешь… А природа там! Утром встанешь, ружьецо на плечо бросишь, разведенку – под руку возьмешь и в лес. А в лесу – мать честная! Птицы летают, зайцы прыгают, белки скачут! Снимешь ружьецо, завалишь ее под деревцем, и так хорошо на душе станет… Как будто Джимми Хендрикса только что сыграл!

– Ее, это в смысле, белку, – уточнил Малявин.

– При чем здесь белка, – нахмурился Харякин. – Я же говорю: белки скачут туда-сюда с ветки на ветку. Как в них попадешь!

Заглушая песню Харякина, над площадью раздался вой сирен. Описав полукруг, к крыльцу Дворца культуры энергетиков подъехала сначала карета «скорой помощи», а потом одна за другой три милицейские иномарки.

– Убийство тут у нас, – пояснил музыканту причины возникшей суматохи Малявин. – Тут тоже одного завалили… только что не под деревом.

Сморщившись, Харякин проглотил комок в горле. Поправил воротник свитера и сказал, что, пожалуй, пойдет дальше – дела у него.

– А ты чего это поэту Романову гонорар не платишь? – повысил голос Малявин.

Харякин, сделавший шаг по направлению к «Ниве», остановился. Удивленно пожал плечами и спросил: разве он, Василий Романов, еще жив.

Не получив ответа, добавил:

– А я думал: он давно уже классик! Что, разве нет?

Романов осмотрел его старое пальто, перевел взгляд на валенки с галошами и, решив, что ничего, кроме автографа, с Харякина взять не удастся, сказал: да, он, Романов, уже практически классик.

22 марта

Из сообщения РИА «Новости»:

В пятницу на Рождественском кладбище состоялись похороны Евгения Троицкого, погибшего от рук убийцы. Проститься с кандидатом, победившим во втором туре выборов губернатора области, состоявшихся в воскресенье 16 марта, пришли тысячи простых горожан. После прощания гроб с телом покойного проследовал по усыпанным цветами центральным улицам столицы на Рождественское кладбище. После богослужения под звуки гимна России и залпы почетного караула гроб был опущен в могилу.

Rome 22.03.200311.06

Сегодня утром еще раз прослушал последний альбом Харякина и пришел к мнению, что «Убейте прохожего!» куда круче, чем «Морской бой».

Rome 22.03.200311.15

А кому-то, я слышал, больше нравится его первая вещь.

Rome 22.03.200311.27