Звездные войны товарища Сталина. Орбита "сталинских соколов" - Владимир Перемолотов
Шрифт:
Интервал:
Вождь перевел взгляд на карту Европы.
Точно! В две руки это могло бы получиться.
Он повеселел, найдя выход. Это только в геометрии прямая – кратчайшее расстояние. В политике все иначе. Самая короткая дорога в Варшаву шла через Берлин.
«Германия… Германия! Вот резерв и стартовая площадка Мировой Революции… С неё начинать нужно. А если там все получится… Мы с одной стороны, немцы с другой, а изнутри – поляки из «Серпа и молота»… Он снова вспомнил камень с Джомолунгмы.
Эх, американцы! Что им на месте не сидится? Сидели бы у себя в Америке, не лезли в Европу… Хочешь не хочешь, а рано или поздно придется схватиться с ними… Конечно, Большой войны не избежать. Все идет к тому, что она вот-вот разразится, но вступить в неё СССР должен не один, а с двумя новыми союзниками: Германией и Польшей!
Но до этого следовало разгромить Польшу, а значит – освободить Германию!
Сталин поднял взгляд на Тухачевского.
– Нет, товарищ Тухачевский. Воевать в одиночку это как-то…
Перевел взгляд на Литвинова.
– …как-то это нескромно с нашей стороны воевать в одиночку. Так что давайте подумаем, где нам найти союзников.
– Теоретически в Европе им может быть только Германия.
Литвинов близоруко прищурился, отыскивая на сталинском столе свой доклад, хотел там на что-то указать, но Генеральный решительно взмахнул рукой.
– Верно… Значит, нам нужны немцы.
– Только там нет армии, – напомнил Тухачевский.
Сталин усмехнулся. Какие все-таки эти военные ограниченные люди. Политически близорукие, можно сказать.
– Зато там есть немцы, злые на победителей, и ещё…
Сталин замолчал, задумавшись. Бесплотная мысль становилась планом.
Реальных сил, способных превратить Германию из лакея Антанты в наковальню, на которой можно будет расколоть Польшу, было целых две.
Немецких коммунистов Генеральный знал довольно неплохо, а вот национал-социалистов – значительно хуже. Само словосочетание «национал-социализм» раздражало его. Интернационалист Сталин национализм считал глупостью, недостойной мыслящего человека, а социалистов не любил за соглашательство и мягкотелость. Трудно было представить, что партия, чьё название составлено из двух этих слов, может представлять из себя что-нибудь путное, но кто знает… Кто там у них? Штрассер? Гитлер? Он вспомнил о том, что на выборах в 1930 году национал-социалисты, успешно разыгрывавшие карту предательства и национального поражения, обошли социал-демократов, став второй по численности партией Германии. С коммунистами можно было договориться через Коминтерн. Точнее приказать. А вот национал-социалисты… С этими придется выстраивать отношения.
Только рано об этом говорить. Сперва надо десять раз подумать… – Он тряхнул головой. Тухачевский вопросительно смотрел, ожидая окончания фразы.
– И еще там родился Карл Маркс.
Сталин мельком глянул на часы и решительно направился к двери.
Корреспондент приехал в обсерваторию прямо с Путиловского завода.
После бодрой суеты заводских цехов тут было непривычно тихо и безлюдно.
Ни людей, ни звуков, и спросить-то не у кого, где тут этот двенадцатый кабинет. Оно, конечно, и понятно – обсерватория. Основная работа тут начинается ночью, когда звезды видны. Днем, верно, тут одни бездельники сидят… Хотя, по здравом рассуждении, все они тут от реальной жизни в стороне стоят. Вон сколько уже прошел по коридору и ни одного экрана социалистического соревнования не увидел, ни одной стенной газеты. Сонное царство…
Журналист вздохнул и покачал головой.
На что только народные деньги идут? Не на трактора, не на книги и газеты, а на внимательное рассматривание Луны и неба. Пустого неба, между прочим…
После Путиловского завода, после громадных сборочных цехов, после грохота паровых молотов, плющивших многотонные куски железа в тонкие листы, после длинных, уходящих в светлое будущее конвейеров – обсерватория. Тишина, шепот звезд, лунный свет… Влюбленные парочки… Короче говоря, оторванные от марксизма знания, нужные далеко не всем. Но редакционное задание – это редакционное задание.
Коридор изогнулся, став уютным тупичком с темно-зеленым фикусом у окна.
Так. Вот он, двенадцатый кабинет. Нашелся.
Глядя на дверную табличку, корреспондент сверился с бумажкой. Все точно. Доцент Козырев Н.А.
Ну, может быть, тут какая-то жизнь теплится.
Он толкнул дверь. Та приоткрылась на две ладони и встала, во что-то упершись. В щель гость разглядел внутренность кабинета и молодого человека в темно-синем техническом халате за столом.
На всякий случай спросил:
– Товарищ Козырев? Николай Александрович?
Астроном отложил карандаш, отодвинул логарифмическую линейку. Никакой попытки помочь гостю он не предпринял. Смотрел так, словно не человек перед ним стоял, а интеграл какой-то.
– Да.
Облегченно вздохнув, корреспондент стал протискиваться в дверь. Со скрипом та подалась еще на пару сантиметров, но насмерть встала, заклиненная стопкой книг. Тогда гость сперва протолкнул в щель портфель, а только после этого протиснулся сам. Демонстративно оглядевшись, обозначился.
– Здравствуйте. Я – корреспондент «Ленинградской правды». В редакции услышали о вашем открытии и дали мне поручение поговорить с вами об этом.
Ученый молчал, и по глазам никак не угадать было, слышит он гостя или нет.
«Не иначе как лунатик», – подумал корреспондент и несколько менее уверенно спросил:
– Вам звонили из обкома?
Астроном тряхнул головой, сбрасывая задумчивость.
– Да-да, конечно… Разумеется.
Корреспондент уже по-хозяйски начал оглядываться, собирать впечатления.
Тесновато тут было – шкафы, шкафы… По стенам карты звездного неба, замусоленные графики, на которых то цветные кривые переплетались, словно брачащиеся змеи, то строгие линии делили ватман на сектора и квадраты, изображения Луны в разных фазах, что-то блестяще-стеклянное, чему корреспондент названия не знал, но определенно имеющее касательство к астрономическим исследованиям.
Следуя за приглашающим жестом, гость уселся и вписал в блокнот первую фразу интервью:
«На столе книги, над головой – портрет товарища Сталина. Ученый молод.
Светлые глаза сперва кажутся холодными, словно остыли от долгого наблюдения за далекими звездами, но вот он поворачивается, и видно, как в глубине вспыхивают огоньки живого энтузиазма…»
– Давайте познакомимся для начала, – сказал ученый, протягивая руку через стол. – Меня зовут Николай Александрович. А вас?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!