Никто не придет - Антон Грановский

Старик разлепил губы и что-то пробормотал.

– Он сказал: «Нет», – перевела старуха.

– Вы уверены, что лаборатория закрыта? И что исследования, которые там велись, свернуты? Вы в этом уверены?

Обожженный человек опять что-то промычал правой стороной рта.

– Он уверен, – сказала старуха. Она достала откуда-то платок и ловко подтерла вытекшую из угла губ инвалида слюну.

И вдруг плечи старика затряслись.

– Что случилось? – спросила Маша. И вдруг поняла. – Он… плачет?

– Он постоянно плачет, – ответила старуха. – Уж пятнадцать годков плачет, никак не остановится. Все пожар тот забыть не может. До того как страна распалась, он тут у нас всем заправлял. На холме работал, людей из правительства туда привозил. Все чего-то изобрести пытался. О, видала? – Старуха показала на инвалида кривым пальцем и ухмыльнулась. – Опять захныкал. Ну, просто дитятя.

Плечи инвалида дергались, по щекам текли слезы.

– А над чем именно он работал? – спросила Маша у старухи. – Чего хотел добиться?

– А чего они все хотят? – проворчала та в ответ. – В Царство Божье на земле шагнуть! Над людьми власть заиметь! Да только где уж им, горемычным. На глаза очки надели, а духовные очи сомкнули. Вот и у этого не получилось.

Плечи старика все еще немного подергивались, но сам он прикрыл глаза и опустил голову на грудь.

– Устал, – сказала старуха. – Надолго его теперь не хватает. Скажет слово, скажет другое, да и засыпает. Теперь уж до вечера не добудишься.

– А что он натворил?

– Божий промысел изменил. Природу звериную и человечью запутал.

– Как это?

– Да так. Звери здесь теперь опасные. С тех пор как водохранилище водой заполнили да егеря пожгли, что-то такое в округе приключилось – люди стали пугливы, как дикие звери, а звери – смелы, как люди. А уж какие умные стали, звери-то эти, про то и словами не перескажешь. Им только рук не хватает, а то сами себе дома бы строить стали. Там, в лесу… – Старуха махнула морщинистой рукой в сторону холмов.

Маша с сомнением посмотрела на старика. Ей хотелось продолжить разговор, расспросить его о сути исследований, о том, что именно произошло пятнадцать лет назад.

– Можно попробовать его разбудить? – спросила она у старухи.

– Попробовать-то можно. Но даже если разбудить – будет капризничать да кричать, как малый ребенок. – Старуха посмотрела на Машу мягким взглядом, как смотрят на неразумного, но еще не слишком испорченного ребенка. – Ты, слышь-ка, иди уже. Поговорила чуток, и будет. Пропиши в своей газете, что никто не должон лезть в Божье дело. И что любой, кто осмелится, вот так же и кончит, как Левушка. Поняла ль?

– Поняла, – ответила Маша.

– Ну, ступай себе с Богом.

«Сколько еще оживших мертвецов встречу я в этом поселке?» – невесело подумала Маша, вспомнив лица Илоны Сафроновой и Льва Рутберга.

Покинув дом старухи, она почувствовала неприятную сухость в горле и острое желание выпить. Бокал прохладного белого вина пришелся бы весьма кстати. Но только где его возьмешь в этой Богом забытой дыре?

С полминуты она стояла посреди улицы, под серым, безрадостным небом, поеживаясь от слишком сильных порывов ветра, и размышляя о том, что делать дальше.

Со стороны кафе ветер доносил запах свежеиспеченной сдобы, и голод говорил ей о том, что хорошего вина она там, конечно, не достанет, но выпить чашку кофе и съесть пару рогаликов сможет.

Чувство долга же требовало вернуться к бизнесмену Рутбергу и довести дело до конца.

Теплое кафе или контора Рутберга?.. Покой и уют или опасность и неопределенность? Отдых или последний рывок к финалу?.. Голод или чувство долга?..

После недолгого колебания чувство долга победило, и Маша зашагала обратно к офису Ильи Рутберга, прикидывая по пути, что она ему скажет, и с хмурой сосредоточенностью обдумывая последнее путешествие, которое она замыслила совершить.

Маша еще издали увидела, как две фигурки шагают по асфальтовой дорожке по направлению к вертолету.

– Илья Львович! – крикнула она.

Но Рутберг ее не услышал. Две фигуры в черных пальто и с кейсами в руках продолжали идти к вертолету. Маша быстро удлинила ремень сумки, перебросила его через голову, затем ускорила шаг, почти побежала и крикнула на ходу:

– Илья Львович!

Фигуры удалялись. Теперь Маша бежала, придерживая рукой сумку.

– Рутберг!

Обе фигуры подошли к вертолету, дверца которого распахнулась им навстречу, и собрались забраться внутрь.

– Черт! Рутберг! – что было мочи крикнула Маша.

Спутник Ильи Львовича оглянулся. Он увидел бегущую по полю Машу, сказал что-то Рутбергу и тот тоже оглянулся. Потом всучил свой кейс помощнику и зашагал навстречу Маше.

– Что случилось? – громко крикнул он.

– Уф-ф… – Маша пробежала еще немного и остановилась, переводя дыхание. Она вдруг представила себе, насколько плохо сейчас должна выглядеть. Распаренная от бега, встрепанная, хрипло дышащая. Ужас!

Рутберг подошел к ней, взял ее за плечи и тревожно посмотрел ей в глаза.

– Вы в порядке? С вами все хорошо?

– Да… – Маша глубоко вдохнула и медленно выдохнула, пытаясь восстановить дыхание. Затем вымученно улыбнулась и сказала: – Да, со мной все в порядке. Илья Львович, мы можем поговорить?

Бизнесмен поднял левую руку и глянул на циферблат часов.

– Вы торопитесь? – виновато спросила Маша.

Он опустил руку и улыбнулся:

– Торопился. Но на свете нет таких дел, которые не могли бы подождать. Так что с вами произошло?

– Мне нужна ваша помощь.

– Илья Львович! – окликнул Рутберга помощник, приближаясь к ним быстрой походкой. – Мы опаздываем!

Рутберг не отозвался. Он по-прежнему выжидательно смотрел на Машу.

– Дело касается лаборатории, – сказала она, глядя бизнесмену в глаза.

Рутберг вздохнул и опустил руки с плеч Маши. «Вы опять», – словно бы говорил его взгляд.

– Понимаю, что это звучит глупо, но… Я должна туда подняться!

Брови Рутберга сошлись на узкой переносице. Он опустил руки и хмуро произнес:

– Кажется, вы уже предприняли одну попытку.

– Да, но не слишком удачную. Подъем пешком занимает слишком много времени.

– Само собой. – Неожиданно Рутберг улыбнулся. – Простите, Мария Александровна, но я не вполне понимаю вашу одержимость.

– Скажем так, у меня есть веская причина так поступать, – сказала Маша, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.