Князь. Записки стукача - Эдвард Радзинский

И Кириллов начал объяснять мне «пикантную ситуацию» вокруг Николы.

– На беду наших дам, он очень хорош собой – вылитый портрет покойного деда, в честь которого его и назвали Николаем. Дед слыл красивейший монархом Европы. И этот под стать – великолепный рост, медальный профиль. Редко встречал подобного красавца… разве что вас…

Я смущенно пробормотал что-то.

– Да, да. Создатель наградил вас подобной внешностью, и вы должны пользовать ее на благо Отечества.

Мне почудилась насмешка в его голосе, но взгляд был благостно серьёзен.

– Это, кстати, одна из причин, почему мы… – он замешкался, подбирая слова, – пригласили вас к себе.

Опять насмешка!

– Итак, пока его отец осуществлял руками Государя наши реформы, сын, конногвардеец и вождь петербургской золотой молодежи, безудержно веселился, точнее, бесился. Отцу трудно наставлять его на путь истинный и читать мораль… У него самого… любовница – балерина Анечка Кузнецова. Ее дворец недалеко отсюда, на Английской набережной. Он открыто живет с ней… Вы должны запомнить: императорский балет стал частью дворца, точнее, борделем при дворце. Так что на балетных спектаклях ваши глаза должны быть устремлены не на сцену, а на императорскую ложу. И если кто-то из многочисленных Романовых зачастил смотреть, как танцует очередная смазливая балеринка, вы должны тотчас сделать вывод… Вы обязаны быть в курсе их жизни. Их жизнь с этой минуты – это ваша жизнь… Однако… – он взглянул на часы, – пора.

И в этот момент лакей в сверкающей золотым шитьем ливрее появился у парадного входа.

Мы вышли из кареты и направились… да, во дворец!

Впереди, по-военному чеканя шаг, шел лакей.

– Наш агент, – сказал Кириллов, наслаждаясь моим изумлением. – Времена нынче беспокойные, и часть лакеев – переодетые жандармы. Конечно, все это с согласия хозяина… Сегодня у меня, так сказать, выездной инструктаж этих господ. Великая княгиня и отпрыски по этому случаю отбыли в Павловский дворец, а сам глава семейства у любовницы. Они не любят моих посещений, брезгают…

По мраморной лестнице со скульптурами античных богов мы поднялись на второй этаж.

Лакей с зажженным канделябром шел впереди.

Пройдя через анфиладу темных парадных комнат, мы попали в освещенный гигантскими люстрами великолепный беломраморный зал в добрых тысячу метров, потом вновь вышли на одну из бесчисленных лестниц.

– Я веду вас в апартаменты Николы, где нас ждет героиня истории… Нашему, а теперь и вашему Николе было двенадцать лет, когда он потерял невинность с балетной танцовщицей… Мы знали имя балерины и даже час, когда это свершилось. И тотчас доложили об этом радостном событии Императору, а он – отцу счастливицы. В дальнейшем юному красавцу опостылели балерины. Утомительно страстные, невесомые тела… К тому же у них острые коленки и постоянно холодные руки и ноги. В связи с вашей службой вам придется узнать и испытать на себе все это… И вообще добровольная любовь наскучила Николе, захотелось ощущений поострее… Страх, ужас жертвы – вот что его нынче возбуждает… Великий князь стал охотником. Он приезжает на маскарад в Оперу, становится в углу, высматривает дичь – и охота началась! Он привередливо выбирает маску, которая, как он называет, «прожгла его»… И тогда на свет Божий появляется любовная записка будущей жертве. Она всегда одна и та же. Ее Никола составил год назад в казарме под общий хохот друзей – конногвардейцев. Нечто про разбитое сердце и тщетную мечту о любви. В заключение – мольба о свидании в царской ложе… И уже вскоре его верный адъютант капитан Евгений Вепрянский (запомните это имя!) провожает выбранную даму в ложу… Адъютант устраивается у дверей, а Великий князь приступает к действиям… Если, сняв маску, она оказывается нехороша, ее попросту выгоняют. Но если хороша… Великий князь без всяких слов, как он называет – «кавалерийской атакой», заставляет красавицу оказаться на спине – на кушетке. И после этого беспощадного туше ей приходится в горючих слезах немедля «тушить пожар»… Причем «работать пожарной» надо весьма усердно – со всеми бесстыдствами, которым князь выучился в парижских борделях… Кричать и жаловаться несчастные не смеют – боятся огласки. Впрочем, одна покончила с собой… Да и в другой раз обошлось не гладко – Великий князь был вызван на дуэль… К его чести, он дрался. Мы не препятствовали – не скрою, с тайной надеждой избавить от него Семью. Но он убил противника…

Мы прошли на половину Николы. Здесь нас ждал уже другой лакей – прежний молча удалился. Лакей зажег свет – мы находились в гостиной…

Стены увешаны картинами в золотых рамах. Женские головки Грёза, золотокудрые мадонны Бронзино соседствовали с парадными портретами Екатерины Великой, убиенного Петра Третьего и их сына, опять же убиенного Павла… Мебель, бронза, обои – все было в стиле еще одного убиенного – несчастного Людовика Шестнадцатого. Кабинет был обшит деревянными панелями. Камин – естественно, из каррарского мрамора…

– Не задерживайтесь, – сказал Кириллов.

И мы прошли в следующую комнату, оказавшуюся спальней.

Огромное ложе под балдахином окружали изображения обнаженных прелестниц. Над кроватью в золотой раме – опрокинутое на спину великолепное женское тело и лебединая головка между женскими ногами… Тело странно светилось, оно как бы выпадало из рамы.

– Это кто-то из новых французских живописцев, – усмехнулся Кириллов. – Из Парижа Никола привез только подобные картины, все называются одинаково – «Леда и Лебедь».

Впрочем, на одной картине пресловутый Лебедь вообще отсутствовал и был один безголовый, бесстыдный женский торс с раздвинутыми ногами…

– А вот и интересующая нас героиня в натуральную величину.

У окна лежала обнаженная мраморная женщина – точное подражание знаменитой статуе Антонио Кановы, сделанной для Полины Боргезе.

– Глядите на нее внимательно, – сказал Кириллов, – завтра вам с ней знакомиться.

Нагая красавица смотрела прямо на меня. Узкое хищное лицо и совершенное тело…

– Её зовут Фанни Лир. – Кириллов всегда рассказывал с удовольствием, будто наслаждаясь гладкостью собственной речи. Впоследствии я выяснил, что он пописывал. Все наверняка сжег после Революции… – Фанни – француженка, но родилась в скучном пуританском Новом Свете. Оттуда в девятнадцать лет поторопилась сбежать в нашу веселую Европу. Быстро стала одной из цариц полусвета. Принадлежит к тем очаровательным созданиям, которые порхают по грешным европейским столицам, разбивая сердца и уже затем состояния… – он говорил, поглаживая обнаженное мраморное тело. – Вдоволь насладившись Парижем и скудными деньгами прижимистых парижан, она отправилась на Лазурный Берег. Там повстречала наших немолодых русских богачей… – Шлепок по мраморной заднице. – Сии господа, непохожие на скаредных французов, прокучивали там миллионы. Моментально познакомившись с «представителем серебряной компании» (как она образно называла седовласых господ), отправилась с одним из них в Россию… В Петербурге она недолго нежилась в серебряных объятиях. Царица петербургских кокоток и, конечно же, наша сотрудница, англичанка Мабель – на днях вы увидите и ее, – сообщила ей о неутомимом охотнике за любовными приключениями, Великом князе Николе…