Право на бессмертие. Ядерный скальпель - Александр Голодный

Перебравшись через массивные трубы, вытянув руки, принимаю наше колено. Места развернуться маловато, Кемаль, как может, придерживает груз. Гулко звякнуло о бетонный пол, перехватив и еще раз приподняв, подвигаю железяку к стене.

– Как?

– Немного сдвинь в угол.

– Так?

– Да. Отлично.

Зачерпнув из залежей пыли за кабелями солидную горсть, промазываю стыки с полом и стеной, равномерно посыпаю сверху. Выбравшись, выхлопываю ставшие черными перчатки. Взлетевшее облако уносится воздушными потоками, часть затягивает в проем. Оцениваю маскировку. Да, не устанавливал бы сам – не поверил бы, что трубы здесь не было. Стоит очень к месту, надежно, можно сказать, кондово. Под пылью свежая краска совершенно не выделяется. Ставим метки из кусочков бетона, можно возвращаться.

– Батарею будешь менять, Искандер?

– Еще больше трети заряда. Где-нибудь в туннеле между станциями отработаю.

– Как знаешь.

Когда проезжали нашу бытовку, здоровяк произнес:

– Продуктов нам только на завтрашний день, разве что пара банок консервов в НЗ останется. Послезавтра всяко идти.

– Хорошо бы еще выход в город присмотреть, поближе.

– Такие вентиляционные отпадают – концевики сигнализации внутри бытовок, не заблокировать.

– Надо прикинуть насчет путей с платформ «Холборна». Мы ходим через одну, а есть ведь и вторая, парная древней «Олвич». Настолько сгнить не должна, а избыток сигнализации на старом неиспользуемом строении маловероятен.

– Логично. У нее ведь должен быть отдельный выход в город?

– Да.

Отъехав от «Лейстер Сквайр», заменил в ноутбуке батарею. Подождали, пока загрузится система, запустили девайс, двинулись дальше. Вот уже закончился обитаемый участок метро, миновали неиспользуемую платформу «Холборна».

Все шло нормально и привычно, пока вдруг в черном туннеле на «Олвич» лучи наших фонарей не скрестились на преграждающей путь бесплотной фигуре. Тяжело охнул Кемаль. Призрак, лицо которого то наливалось мертвой белизной, обрисовывая черты молодой женщины, то возвращалось до состояния скалящегося черепа, повернул голову, переведя налитые инфернальной чернотой глазницы… и я в полной мере испытал ощущения напарника. Полный изначального зла, жадно сосущий тепло жизни взгляд душил, давил волю, пробирался липкими щупальцами к самому сердцу. В голове зазвенел, наливаясь силой и обертонами, пронзительный женский голос. Песня или вой? Сложно сказать. Тут слились и невероятная гармония, и разрушающая чувства какофония.

– Нет!

Долей секунды хватило на то, чтобы почувствовать силу нечисти… и противопоставить ей свою.

– Ненавижу, когда меня пытаются поиметь. Слышишь, жаба?

Теперь мой взгляд жжет и леденит инфернальную сущность, теперь ее корежит и мнет. Преодолевая слабеющее сопротивление, не отводя глаз, иду прямо на тающую фигуру. Голос в мозгу истончился и с мерзким писком лопнул. Одновременно растаял и исчез призрак. Луч влево, вправо – ничего. Глубоким вздохом успокаивая колотящееся сердце (по вискам течет остывающий пот), поворачиваюсь к напарнику. М-да, выглядит не очень.

– Все кончено, Кемаль.

Яркий луч фонаря здоровяка упирается в лицо, заставляя жмуриться, в ответ дрожит хриплый голос:

– Где она?

– В аду. Опусти фонарь, напарник. Слепит.

Ага, уже соображает – свет уходит вниз.

– Искандер?..

– Кранты ей, брат.

Механически он поднимает выпавший из рук фал и вспоминает:

– Командир!..

Понимаю и я. Черт! Ахмет оставался один!

Стуча ботинками по дорожке, бросив тележку, несемся к вагону. Свет горит, но навстречу никто не выходит. Кемаль распахивает дверь. Бледный до синевы командир с «береттой» в руке неподвижно сидит у лампы.

– Ахмет!..

Здоровяк подскакивает, выдергивает из безвольных пальцев ствол, встряхивает товарища. Остановившийся взгляд командира медленно оживает.

* * *

– Она была певицей. Вздорной и своенравной, с отвратительным характером. Впрочем, пела тоже так себе.

Я не спеша рассказываю, а Кемаль и хлебнувший коньячку из заныканной фляжки и почти вернувшийся к привычному состоянию Ахмет внимательно слушают.

– На месте станции «Олвич» находился театр, а публика центра Лондона очень разборчива. Получив в очередной раз вместо оваций неодобрительный гул и свистки, она вернулась в гримерку и повесилась. В душе было столько ненависти и черной злобы, что получила личным адом жизнь привязанного к этому месту привидения.

– Когда это произошло?

– Сто тридцать лет назад.

– Искандер, откуда ты это знаешь?

– Командир, я не первый раз встречаюсь с призраками. Хочу огорчить вас, парни, – наверняка не в последний.

Двойное «Что?!» прозвучало в один голос.

– В общем, я снял с нее информацию. Много личного, чуть-чуть по метро. Главное – она тут не одна.

– Песец. Эта тварь чуть всю душу не вытянула…

Ахмет, вспоминая, кривится, еще раз отхлебывает, передает в ответ на просящий взгляд фляжку здоровяку. Тот тоже делает глоток.

Когда привели в чувство командира, я, оставив с ним Кемаля, сходил за тележкой и вещами. На месте исчезнувшего призрака не было ничего – ни следов, ни праха. Только непотревоженная вечная пыль метро. Вернувшись, застал парней уже оклемавшимися и в относительной норме.

– Стояла у окна, смотрела и выла… Я думал – сдохну. Хорошо, что вы быстро управились.

– Все сделали, командир. Труба встала, как родная. Идеальная маскировка.

– Хорошо. Спасибо, Кемаль. Вопрос сейчас в другом – что делать, если еще заявятся… эти?

– Придут – урою.

Парни смотрят изумленными глазами. А я знаю точно – уничтожу, как и эту воющую жабу.

– Искандер, я тебе верю. Но как нам быть, если придется разделиться?

– Да, забыл сказать – они могут бродить круглосуточно, но, так сказать, имеют силу только с двенадцати ночи до четырех с копейками утра. По Гринвичу, разумеется.

– По Гринвичу, говоришь… Ну да, чисто английское расписание…

Кемаль хмыкает, командир прыскает, и, наконец, оттаявшие парни немного нервно хохочут. Ну и замечательно. Улыбаюсь в ответ.

Отсмеявшись, Ахмет спохватывается:

– Искандер, а ты сам как это переживешь? Без последствий?

– Голова опять может разболеться.

Немедленно протягивается фляжка:

– Хлебнешь?

– Только в чай одну ложечку.