Роман в утешение. Книга первая - Татьяна Герцик

– А уж я-то как хочу! Причем во всех смыслах!

Я попыталась воспротивиться, заметив, что диванчик, как Боливар, двоих не выдержит, но он заявил: плевать! – и шлепнулся на меня.

На этот раз он меня вовсе не ласкал. Может, не было сил, а может, не счел нужным, но, закончив, выгнулся, что-то мрачно простонав, и рухнул на меня, придавив меня своим немаленьким весом. Диванчик и в самом деле для двоих был мал, и Роман, чтобы не оказаться на полу, буквально со мной переплелся, как и положено по Библии.

Мне было тесно и душно, и я попыталась встать, но он стиснул меня и прохрипел:

– Я жутко спать хочу, а без тебя спать не могу. Так что терпи!

Я не понимала, какого лешего мне нужно терпеть на себе такую тушу, когда рядом пустует огромная кровать. Но он не внял моему протесту. С непривычной строптивостью, ясно проиллюстрировав верность пословицы «с кем поведешься, от того и наберешься», заявил:

– А мне нравится так! – и заснул, успокоено засопев мне в ухо.

Это оказалось откровенным надо мной измывательством. Я вообще отвратительно себя чувствую в тесноте, у меня тут же затекают руки, ноги, начинает болеть голова. Промучившись с полчаса, я попыталась осторожно выбраться, но не тут-то было! Роман даже во сне не желал меня отпускать.

Едва я освобождала одну руку, как он тут же складывал сверху свои конечности, отбрасывая меня на исходные позиции. В конце концов, возмутившись, я решительно выбралась из-под него и встала, поправляя ночную рубашку.

Он тотчас сел на диванчике, слепо хлопая глазами, как большой филин.

– Ты куда?

Я молча накинула длинный пеньюар, не соизволив ответить.

Тогда он обхватил меня за плечи и попытался уложить обратно, но я сердито двинула ему под дых. Не слишком сильно, но чувствительно. Пока он, согнувшись, пытался вдохнуть, вышла из гардеробной и, пройдя сквозь его спальню, оказалась в женской.

Он в полусогнутом состоянии выскочил за мной следом. Обнаружив меня спокойно сидящей перед трюмо, молча шмякнулся на кровать. Чуть отдышавшись, драматически вопросил:

– И сколько это будет продолжаться?

Сочтя этот выпад чисто риторическим, я промолчала. На подобные вопросы мной было дано столько одинаковых ответов, что не запомнить их мог только полнейший дебил, а Пронин к их числу не относился. К сожалению…

Он молча смотрел, как я расчесываю волосы. Потом уныло попросил:

– Ты не полежишь со мной немного? Право слово, ты такую ночку нам устроила, что должна бы хоть чуточку подобреть.

Мне стало его немного жаль – уж очень измученно звучал его сиплый голос, и я неожиданно для себя согласилась:

– Ладно. Но недолго, а то у меня голова заболит.

Подошла к кровати, скинула пеньюар и легла рядом. Роман тут же подвинулся ко мне, уложил руку на мою талию и снова блаженно засопел мне в шею.

Мне было приятно лежать под его крепкой рукой и я не понимала, почему не хочу принять эту так наглядно выражаемую страсть. Пусть ненадолго, но рядом с ним я чувствовала себя горячо желанной женщиной. Что же мне мешает?

Вдруг мне стало ясно – боль предательства беспредельно когда-то любимого мной Георгия бросило свою мрачную тень на все мои последующие отношения с мужчинами. Я не хотела серьезных отношений с Романом не потому, что знала, чем они закончатся, а потому, что боялась влюбиться и снова страдать.

Решив, что страдать я никогда не буду, потому что влюбиться себе больше ни в кого не позволю, тоже задремала. В полусне услышала, как в спальню кто-то зашел. Хотелось открыть глаза, но полубессонная ночь взяла свое, и мне не удалось приподнять тяжелые веки. Зато я хорошо расслышала злой голос Вадима:

– Вот блин, спят, два голубочка!

И предупреждающий шепот Марины:

– Тише! Пошли отсюда!

Снова стало тихо, и больше я ничего не слышала. Проснулась от потягивания Романа. Приподнявшись, хотела встать, но мне помешала его рука, легшая на талию. Чтобы предотвратить постельную лирику, я заявила:

– Я от голода сейчас умру! – и вдруг поняла, что мой аппетит, несмотря на всяческие катаклизмы, за всё время жизни с Романом ни разу не давал сбой.

Почему? Мой организм не воспринимает мою жизнь здесь как серьезную неприятность? Просто небольшое приключение, которое требует повышенного количества калорий? Что ж, как ни странно, но я действительно ни разу всерьез не переживала ни из-за неприязненного отношения Вадима, ни даже ни из-за своего похищения. Возмущена – это да, но уж никак не мучилась, как после измены Георгия.

Наоборот, приходилось признать, что эта полная невзгод и опасностей, а так же страстных постельных утех жизнь нравилась мне всё больше и больше, и вырывалась из нее я исключительно с целью ублаготворить собственную гордость, а не по настоятельному требованию души.

Вздохнув, Роман поднялся. Похоже, я оказалась для него тем оселком, на котором оттачивается терпение. Посмотрев на часы, согласился со мной.

– Да, пора обедать.

Я повернулась к выходу, и он снова встревожено вскричал:

– Ты куда?

Поняв, что эта ночка и в самом деле изрядно притупила его умственные способности, растолковала, почти не сердясь:

– К себе. Здесь мне не во что переодеться.

Согласно кивнув, Пронин даже не пошел за мной, предоставив некоторую свободу передвижения, и я беспрепятственно добралась до своих комнат.

Остановившись возле своих апартаментов, удивленно вздернула брови, не совсем понимая, что произошло. Дверь стояла на месте, причем та же самая, но вот замка в ней не было, и появилась примитивная, без защелки, ручка. В косяке отверстие для язычка замка было искусно зашпаклевано. Я беспрепятственно открыла дверь, изрядно помрачнев. Что это такое? Теперь ко мне сюда может ворваться кто угодно?

Марина разбирала вещи, аккуратно раскладывая по моим шкафам мужские носки, трусы и прочее.

Я возмутилась:

– Это что за безобразие?

Повернувшись ко мне, горничная сердито заметила:

– А это результат устроенного вами ночного развлечения. Теперь Роман будет постоянно жить с вами. Здесь. Чтобы, как он выразился, не помереть раньше времени от инфаркта.

Внезапно мне стало весело, и я бесшабашно рассмеялась.

– Что, ночка была еще та?

Марина моего веселья не разделила.

– А вам не кажется, что устраивать такие… – она пожевала губами, выбирая интеллигентное слово для обозначения моих художеств, – выкрутасы, – явный перебор? Вы о последствиях подумали? В коридорах теперь ставят дополнительные камеры слежения, чтобы мимо них ни одна мышь не проскользнула, двери вам изурочили, и еще… – тут она запнулась и замолчала.