Давайте, девочки - Евгений Будинас

– Почему «когда-нибудь», а не сейчас? Ну зачем ты меня достаешь своей недосказанностью?] Ты должен не дразниться, а выкладывать все сразу и подробно.

– Тебе интересно или хочется научиться?

– Хотелось бы… Но мне совсем не хочется, чтобы ты учил меня не для себя. Мне кажется это пошлым… У меня ведь есть свои принципы. И с ними я, между прочим, собираюсь прожить целую жизнь…

– Принципы – это не то, с чего начинают, – сказал он. – Это то, к чему приходят в итоге. Жить по принципам с самого начала – такая же глупость, как и ваша девичья гордость… Ты, кстати, записываешь? Это ведь уже про Систему…

– А как же! Мне кажется, у нас все получается безумно интересно, а про твою Систему так совсем…

– А про массаж? – Рыжюкас посмотрел испытующе. – Тебе не интересно?

Малёк промолчала. Она удивительным образом умела замолкать, не отвечая на его вопросы. А если он настаивал, довольно грубо его обрывала:

– Не дави.

И замыкалась уже надолго.

4

Система Координат была его фишкой. Любимым детищем и объектом для умственных упражнений. Занимательной игрушкой. Схемой мировоззрения. Средой обитания. Миром, в котором он жил вне работы. Паутиной для «бабочек»-поклонниц. Средством для их проглатывания. Грамматикой любви и решебником любых задач. Лодкой, в которой он выплывал. Товаром, которым он торговал, легко обменивая его на любовь.

Родилась она не вдруг. К ней Рыжюкас пришел через весь щенячий опыт своих любовных похождений, попробовав его теоретически осмыслить. Начал с размышлений над тем, что стоит за расхожей чеховской фразой о том, что каждый день нужно по капле выдавливать из себя раба.

Выдавливать раба – это могло значить только одно: ежедневно, шаг за шагом становиться самим собой. То есть жить, прислушиваясь к себе и не считаясь с принятым. Не раболепствовать и не подчиняться правилам:

– официальной морали, которая всегда лжива,

– этики, которая ханжески припудрена,

– приличий, которые постны…

Чтобы не быть рабом, нужно оставить лакейство и готовность подстраиваться, научиться говорить о том, что знаешь, а спрашивать про то, что тебе интересно. И поступать, как считаешь нужным… За косметикой фасада научиться различать живое лицо… А заглянув к знакомой, прежде чем из приличия отказаться от предложенного хозяйкой чая, спросить себя, а хочешь ли ты чаю на самом деле?

Ведь и действительно. Стоит ли тут жеманиться, если хозяйку хочется попросту трахнуть, да и она не прочь, к чему вряд ли удастся пробиться, запутавшись в правилах этикета и хороших манер.

«Будьте проще, и вас поймут».

Ровно к тридцати трем (возраст не только Иисуса Христа, но и Остапа Бендера) он подобрал для себя эти правила и сложил из них собственный «моральный кодекс», выстроив вполне самостоятельную Систему Координат, в которой у него все сошлось, логично и складно, как в пасхальной проповеди.

Этому он и учил своих «бабочек».

Похоже, ни одна из них о его уроках не пожалела. Во всяком случае, ни одной претензии ему не было предъявлено; напротив, все они его благодарили, если не боготворили – прежде всего за прозрение, которое он им раздаривал, научая в любовных отношениях видеть суть и отдаваться любви целиком. Это спасало их от скуки и серости жизни, от пустых терзаний, а иногда и от глупых шагов. Позволяло хоть чуточку пожить раскованно и свободно.

Если девушка Клавуня (Лучшая из Бесстыдниц) прилетала к нему на свидание, полыхая румянцем смущения – не от того, что она опоздала на сорок минут, а потому, что сладостно протрахалась эти минуты с юным женихом, от чего не могла оторваться, Рыжюкас не доставал ее бессмысленными упреками. Напротив, он ее успокаивал, по-отечески освобождая от пустых расстройств. Что поделаешь, если столь тонкой и трепетной натуре на роду написано грешить и терзаться, терзаться и снова грешить? И разве она виновата, что уродилась такой дрянью? «Какая же я сука, да?!» – Клавуня умиленно успокаивалась, к ним снисходила безмятежность, и они приступали…

5

– Слушай, но ты ведь всегда, ну абсолютно всегда был женат? – спросила Малёк за завтраком. – Да ты же и сейчас женат, хотя меня это не касается…

– И, между прочим, всегда был замечательным мужем, – сказал он, снисходительно улыбнувшись. – А что? У других мужиков – охота, пьянство, скачки, карты, рыбалка, походы в горы, ночные бани с блядями или автогонки… А у меня только два занятия: Работа и Любовь.

– И твои жены это понимали?

– Первые две – нет. Поэтому мы с ними и разошлись. Первая сразу соскочила, ее от мысли о моих «подругах» начинало трясти, как от малярии, и даже от моих взглядов на улице по сторонам. Второй так даже нравилось, что у нее муж известный ловелас. Пока однажды она не вообразила, что кого-то я там в отношениях поставил выше ее. А третья стала Последней…

– А как ты ее выбирал?

Хотя по-настоящему ее интересовало другое: чем жена Рыжюкаса его так покорила, чем смогла привязать навсегда!

6

На самом деле выбрал вовсе не Рыжюкас, выбрала она, увидев, как он переходит дорогу к стоянке такси, держа перед собой ворох продуктовых пакетов и две бутылки с кефиром. Ее это развеселило…

Последняя Жена была младше его на семнадцать лет, когда они познакомились, этим она его и взяла. Сразу заявив, что ни на что серьезное не собирается претендовать. И коротать с ним его дремучую старость совсем не входит в ее планы. Он ей нужен немедленно, чтобы наконец кому-то отдаться. Но отдаться она готова только тому, кто разбудит в ней женщину и сумеет ее раскочегарить. Она почему-то считала, что от природы холодна и фригидна. И не собиралась отдаваться кому попало и за просто так.

На первое свидание она опоздала на шесть(!) часов. Совершенно случайно он снова оказался в условленном месте. И почему-то задержался: похоже, он ее подсознательно поджидал, на что-то надеясь – видимо, от досады, так как он ничего о ней не знал, а телефона у нее не было…

Когда она на всех парах вынеслась из-за угла, он сделал вид, что не удивился: обычная, мол, случайность, к которым он настолько привык, что умеет ими распоряжаться, как жонглер, умеющий манипулировать неуправляемыми предметами.

Она бежала, запыхавшись. Ее тяжелые груди активно мотались, как литые антоновки в подвязанной узлом рубашке…

– Чего ты несешься? – спросил он.

– Я же опоздала!

Это его потрясло. И раскрутило на самый долгий и головокружительный роман в его жизни. На целых двенадцать лет. Каждый день с ней возвращал ему трое суток молодости. Он и сейчас был моложе себя на добрых тридцать лет…

Увидев их вместе, его приятель спросил:

– Как же ты собираешься ее удержать?