Трибунал - Свен Хассель

— Не годится, — говорит Порта. — Зиг — жулик и не успокоится, пока не оберет нас до нитки.

— Я могу превратить его в учителя воскресной школы, — самоуверенно кричит Малыш. — Послушайте! Вот замечательный план. Когда он появится, поднесем ему приветственный стакан в память о старых временах. Потом позаботимся о его личном удобстве. Он наверняка захочет сделать педикюр. Я вынимаю свой боевой нож и отрезаю ему мизинец на левой ноге, чтобы ступне было просторнее в его узких офицерских сапогах. Если после этого он не образумится, мы объясним ему, что обе стороны попусту тратят время и лучше разойтись. За дверью обратим внимание, что этот бедняга хромает, потому что на ступнях у него разное количество пальцев. И что делают старые друзья для помощи этой твари? — вопрошает Малыш и с гордостью оглядывает нас.

— Капают кислотой ему на затылок, — великодушно предлагает Порта.

— Нет-нет! Никаких жестокостей, — отвергает это предложение Малыш. — Оставим их нацистам и коммунистам. Мы гуманные люди. Не расстреливаем человека только потому, что он хромает. Нет, мы снимаем с него правый сапог и отрезаем мизинец. Тогда сапоги будут хорошо сидеть и он не натрет мозолей!

— Вряд ли ему это понравится, — говорит Барселона, с нежностью глядя на свои ноги.

— Ну и пусть, — с презрением говорит Малыш. — Но, думаю, после этого он останется с нами ненадолго обсудить дела. Во всяком случае, подумает, что у него еще есть восемь пальцев на ногах, десять на руках, два больших вислых уха и большой безобразный нос посреди рожи, и мы можем избавить его от них.

— Не забывай, что у него еще есть детородный орган, — радостно выкрикивает Порта. — Отрежем его и воткнем ему в рот, чтобы он представил, будто попал в компанию извращенцев!

— Не пойдет, — угрюмо говорит Барселона. — Если не сможем расплатиться с этим ублюдком, чтобы он помалкивал, остается только одно: ликвидировать эту крысу! Это будет первое разумное убийство за всю войну!

— Я тоже так думаю, — соглашается Гофман.

Мы решаем приступить к делу немедленно.

Инспектор Зиг чувствует себя не очень уверенно, покидая свой кабинет. Уходит он рано. Его бросает в жар и холод, когда он узнает, что со склада ночью исчезли десять килограммов тротила. Насколько Зиг знает Порту, именно он мог похитить тротил для эффективной ликвидации.

Он идет в чрезмерном напряжении всех чувств, держась поближе к стенам, прячась за другими людьми. Всякий раз, завидев десантную машину, в ужасе останавливается. Внезапно до него доходит, что шантаж — очень опасное дело.

Зиг испуганно вздрагивает, когда на дороге резко тормозит какая-то машина, и прячется за детскую коляску с двумя плачущими близнецами.

Держа руку на рукоятке пистолета, он крадется по улице. Долго стоит, наблюдая за домом, в котором у него квартира. Входит в него, лишь убедясь, что его никто не подстерегает.

Зиг переодевается в гражданское и поздравляет себя с поистине блестящей мыслью. Эти болваны будут искать человека в ядовито-зеленой форме. Гражданские будут им так же неинтересны, как пучок моркови сытой собаке.

На улице Холланти Зигу снова кажется, что он видит Малыша с Портой, и бедняга достает из кармана пистолет. К его громадному облегчению, это оказываются два обычных пехотинца, которые обхаживают трех финских девушек-солдат. Он уже давно понял, что не может передать это дело кому-нибудь из коллег. Если передаст, то сам окажется за решеткой.

— Черт! — бранится он, с тоской думая, как приятно было бы вести скучную гражданскую жизнь, платить налоги и квартплату и каждый вечер в десять часов ложиться спать с женой с папильотками в волосах.

С этими унылыми мыслями он заходит в бар Хурме выпить чашку кофе и большую порцию коньяка. Это поможет собраться с духом. Больше всего ему сейчас нужна способность ясно мыслить.

В длинной комнате бара всего несколько человек. Полусонная барменша приваливается к стойке. Не говоря ни слова, она подает ему чашку кофе и рюмку коньяка. Зиг втискивается в узкую, тускло освещенную кабинку, обжигает язык горячим кофе и злобно бранится. Бережно выливает напиток на блюдце и дует на него. С прихлюпыванием выпивает, и настроение у него слегка улучшается.

С довольным выражением лица Зиг оглаживает свой черный костюм. Портной сказал ему, что черный цвет элегантен, потому что у него не было ткани другого цвета. Рубашка у него белая. Галстук красный. Государственные цвета — красный, черный и белый. С удовольствием смотрит на штиблеты из лакированной кожи, стоящие двести марок. Не каждый может позволить себе такие.

Зиг выпивает третью чашку кофе и рюмку коньяка. Лелеет розовую мечту о расстреле всей пятой роты.

— Я доберусь до этих преступников, — произносит он вполголоса.

В баре кроме него остаются всего двое посетителей. Заглядывают двое финских солдат-лыжников, но тут же уходят. Один из них, сержант со значками за борьбу с партизанами, смотрит на него подозрительно долго. Неужели эта свора убийц объединилась с финскими союзниками? Зиг содрогается и встает, собираясь уйти.

Под левую лопатку ему немилосердно упирается дуло нагана.

— Хана тебе, подлый сукин сын, — сурово говорит Малыш. — Попробуй только сделать глубокий вдох и твое собачье сердце вылетит из груди! А без сердца, сам знаешь, жить трудно!

Во вращающуюся дверь с шумом врывается Порта, за ним следует Грегор. Последние двое посетителей быстро исчезают, дремлющая барменша внезапно пробуждается. Она не впервые видит деловую встречу вооруженных людей

— Вот ты где, мерзавец, — дружелюбно говорит Порта, похлопывая его по щеке. — Будь у тебя побольше мозгов, ты бы не совался к нам и не умер бы молодым!

Зиг от страха теряет дар речи.

— Позволь дать ему пинка перед тем, как мы его кончим, — просит Малыш, отводя назад ногу в громадном сапоге.

— Включи пианолу, — отвечает Порта. — Нам нужна музыка для этой небольшой драмы.

— В нее нужно опустить деньги, — говорит Малыш, суетясь возле пианолы. — За один раз марку!

— Ну так опусти, — приказывает Порта.

— У меня нет ни пфеннига, — говорит Малыш, шаря во всех карманах.

— Дай нам несколько марок, — обращается Порта к Зигу и лезет к нему в карман. Вынимает оттуда горсть монет.

Из пианолы раздается громкая песня:

Eine Frau wird erst schon durch die Liebe…[100]

— Ты не представляешь, где мы только ни искали тебя, — укоризненно говорит Порта, доставая из кармана тонкую веревку. Ловко оборачивает ее вокруг шеи Зига.

— Теперь ты отправляешься в дальнюю дорогу, — добродушно говорит он и затягивает петлю.

— Мне эта песня не нравится, — протестует Грегор. — Когда люди отправляются в такое путешествие, нужно что-нибудь с «бум-да-да-бум»!