Похищение - Джоди Пиколт

— Вы никогда не задумывались, почему их называют «выпускными»? Как будто нельзя уйти раньше.

Я не рассказываю Эрику, как невольно следил за игрой солнечного света на коже Элизы, — свет играл на ней, как смычок играет на скрипке. Не рассказываю, как ей удавалось обсуждать баскетбол с одним байкером, отсчитывать мелочь другому и улыбаться мне — и все одновременно. Не рассказываю, как она смеялась надо мной, потому что я медленно пью, а потом предложила выпить вместе с ней. Не рассказываю, как она закрыла бар раньше срока, а я рисовал ей молекулы сперва на салфетках, затем — на звездном небе, а после — на ее обнаженной спине.

Я не говорю ему, что после встречи с Элизой не ложился до рассвета, чтобы увидеть, как небо прожигает ночь. Что с ней я впервые прокатился на картинге. Не упоминаю о том, как она водила меня на кладбище возлагать цветы к могилам незнакомцев, как к моему приходу с занятий рассыпала в салоне машины розовые лепестки. Как она звонила мне узнать, каким бы я был цветом, если бы пришлось выбирать, потому что она чувствует себя абсолютно фиолетовой и ей интересно, сочетаемся ли мы. Не говорю, что не встречал ни одной женщины, похожей на нее, и что не понимал, как убога и сера моя жизнь, пока не попал в калейдоскоп ее сердца.

Я не рассказываю об этом Эрику, потому что у меня больше ничего не осталось от той девушки.

— И что случилось дальше? — спрашивает он.

— Она подвезла меня до дома, — просто отвечаю я. — Через месяц выяснилось, что она беременна.

Она употребляла слова вроде «долг», «слишком рано», «карьера» и «аборт». Я же просто посмотрел ей в глаза и спросил, выйдет ли она за меня замуж.

— Почему вы развелись?

Если честно, причин был целый букет. И да, сработал пусковой механизм. Впрочем, я сам должен был понимать, что ребенок в душе не сможет заботиться о собственном ребенке. Когда наш сын родился мертвым, я должен был поддержать ее, разделить ее горе, а не заслоняться Бет как щитом. Но прежде всего, я должен был гораздо раньше признать, что все, чем я дорожил в Элизе — ее импульсивность, спонтанность, безумство, — было порождением алкоголя, а не частью ее души. И когда она была трезва, я никакими словами или поступками не мог убедить ее, что моя любовь — истинна.

Эрик кивает: он сам побывал в подобном уравнении, причем по обе стороны. Положиться на алкоголиков нельзя, а потому приходится жить ради тех моментов, когда они все-таки рядом. Ты клянешься уйти, но тут они делают что-то прекрасное — и ты опять в замешательстве. Они могут устроить в январе пикник прямо в гостиной, могут увидеть лик Иисуса на оладье или отпраздновать день рождения кошки и пригласить всех окрестных кошаков на тунцовые консервы.

И ты закрашиваешь все плохое жирными мазками хорошего и притворяешься, будто не понимаешь, из какого она на самом деле теста. Ты смотришь, как робко она переходит реку трезвости вброд — и втайне мечтаешь, чтобы она выпила, потому что только тогда она становится твоей возлюбленной. А после не знаешь, кого ненавидеть сильнее: себя за эти мысли или ее за умение твои мысли прочесть.

Эрик молча смотрит на меня, ожидая, пока в голове уложится все только что услышанное.

— Вы любили ее. Вы любите ее до сих пор.

— Я так и не смог ее разлюбить, — признаюсь я.

— Значит, вы забрали Делию не потому, что ненавидели Элизу, — заключает Эрик.

— Нет, — вздыхаю я. — Я забрал Делию, чтобы она не возненавидела Элизу.

«Бродвейские гангстеры», «Ребята с Вест-сайда», «Дуппа-Вилла», «Веджвудские пацаны», «Банда на сорок унций», «Работяги со Второй авеню», «Истсайд Финикера», «Испанцы-засранцы», «Гувер-59», «Смуглая гордость», «Виста-Кинг Троханз», «Грейп-стрит, 103», «Ассоциация наркош», «Дрочилы», «Ревущие 60-е», «Мини-парк», «Парк-саус», «Пико Нуево», «Догтаун», «Золотые Ворота», «Преступники Маунтен-Топ». «Шоколадный город», «Клавилито Парк», «Прирожденные бандиты без башки», «Кровавые висты», «Каса Трес»… В одном только Фениксе и предместьях базируется около трехсот уличных банд. В тюрьме Мэдисон-Стрит представлены далеко не все.

«Вестсайдские» заправляют Фениксом, «Кровавые» — Тусоном. Первые носят синее и пренебрежительно называют вторых жлобами. Они избегают буквосочетания УВ, потому что оно означает «убийц Вестсайдских», а также используют альтернативную орфографию для слов «куРВа», «проРВа», «РВанина» и даже «коРВалол». «Кровавые» же одеваются во все красное и для «Вестсайдских» придумали обидное прозвище «Вездезадские». Чтобы продемонстрировать свое презрение, они опускают в словах буквы «р» и «в».

«Ребята» из разных группировок, встретившись случайно на улице, попытаются убить друг друга. Но в тюрьме они объединяются против «Кровавых».

Прекратить вражду между «Вестсайдским» и «Кровавым» можно только одним способом: натравить их обоих на члена Арийского братства.

Слухи ползут по тюрьме задолго до моего выхода из изолятора. Поговаривают, что Стикс скоро вернется и захочет мести. Блу Лок уже успел стать моим лояльным сторонником. Я, очевидно, заслужил уважение в его глазах, когда взял на себя проступок их черного брата.

Вернувшись, я застаю Компактного за чтением.

— Как житуха, брательник? — Так обычно здороваются парни из черных районов. Он ждет, пока уйдет надзиратель. — Нормально там с тобой обращались?

Я застилаю свою койку.

— Ага. Мне досталась камера с джакузи и винным погребом.

— Вот блин, везет же вам, белым, — парирует он. — Эндрю, — он впервые обращается ко мне по имени, — то, что ты сделал…

Я складываю полотенце.

— Пустое.

Он встает и, превозмогая нерешительность, пожимает мне руку.

— Ты взял на себя мою вину. Это не «пустое».

Смущенный, я отдергиваю руку.

— Да ну. Забыли.

— Не забыли, — возражает Компактный. — Стикс собирается проучить тебя на спортплощадке. Уже давно это запланировал.

Я не подаю виду, как сильно напуган. Если Стикс едва не забил меня до смерти в первую ночь, что же он сотворит при должной подготовке?

— Можно вопрос? Зачем ты это сделал?

Затем, что порой, чтобы защитить себя, нужно защищать других. Затем, что, вопреки расхожим представлениям, не бывает черно-белых ситуаций. Но я лишь качаю головой, не в силах подобрать нужные слова.

Компактный наклоняется и вытаскивает из-под нижней койки полную коробку самопального оружия.

— Ага, — говорит он. — Понял.

Утром решающего дня Компактный бреет мне голову. Бреются налысо все участники побоища: так надзирателям сложнее будет разобрать, кто есть кто. После одноразовой бритвы остаются клочки волос, и выгляжу я так, будто на меня напала дикая кошка. Я завистливо кошусь на гладкий черный череп Компактного.

— Это просто предположение, — говорю я, — но мне кажется, что надсмотрщики смогут отличить меня от остальных «Вестсайдских».