Безгрешное сладострастие речи - Елена Дмитриевна Толстая

такой версии авангарда нарушало привычное отождествление авангарда и левизны. Этот персонаж также не попал в роман, возможно, потому, что автор не хотел размывать своей концепции футуризма, копаясь в его оттенках. В роман попали только некоторые детали биографии Вадима Шершеневича – такие, как его кратковременный флирт с анархистами, – они отданы поэту Жирову, в ранних версиях романа прописанному более подробно.

Следующий эпизод служит своего рода ключом к генезису известного протоимажинистского произведения Вадима Шершеневича. Покойный Сергей Шумихин опубликовал его прозу «Похождения Электрического Арлекина», связав ее с эпизодом из мемуаров Шершеневича, где тот вспоминал о настроении, царившем в кафе:

«Наряду с революционными стихами <…> здесь иногда звучала и контрреволюция в стихах. Каюсь, что не без успеха и не один раз я с Владом Королевичем читали здесь явно шовинистическую „Перекличку Элегического и Электрического Пьеро“»[233].

Сергей Шумихин же первым соотнес «Арлекина» и эту легендарную «Перекличку Электрического и Элегического Пьеро»[234], и точное название, и «шовинистический» текст которой оставались никому не известными, пока я не нашла драматизированного стихотворного диалога «Перекличка Пьеро», опубликованного Королевичем лишь под одним своим именем в Харькове[235]. Хотя Шершеневич и не упоминал о своем полном или частичном авторстве «Переклички», он увязал ее с собственным «Электрическим арлекином», задним числом введя в харьковский текст тему электричества, которой, как мы увидим, там не было – Пьеро там «элегический».

Королевич выехал на гетманскую Украину летом 1918 года, видимо, после расстрела царской семьи. Ему было чего бояться: он посвятил свои «Сады дофина» «Дмитрию Павловичу». Все знали, что посвящение адресовано было великому князю Дмитрию Павловичу – просто наборщики отказались набирать титул.

В Харькове Королевич не растерялся и нашел вполне соответствующее ему занятие. Ср.:

«…3 ноября 1918 г. входили первые гости в Подвал Актеров „Красный кабачок“ по Сумской, 6. За литературную часть репертуара отвечал здесь Владимир Королевич, эгофутурист, автор нашумевшего поэтического диалога „Перекличка Пьеро“: Пьеро-интеллигента и Пьеро-пролетария, который впервые исполнил он вместе с Вадимом Шершеневичем в московском кабаре „Музыкальная табакерка“»[236].

Здесь задача размежевания с футуристами (вернее, кубофутуристами), то есть с группой Маяковского, решается, не мудрствуя лукаво – путем причисления Королевича к эгофутуристам. Вот этот текст:

Влад. Королевич

Перекличка Пьеро*

Пьеро 1 (lunare) [237]

Пьеро 2 (современный)

Пьеро 1. Вот пред Вами Пьеро элегический,

               Старинный, наивный чудак.

               За Коломбиной с улыбкой трагической

               Я бегу сквозь года во мрак.

Пьеро 2. Это я с улыбкой надменной,

               Опозоренный монумент,

               Это я – Пьеро современный,

               Наш русский интеллигент.

Пьеро 1. Это я, простой и немудрый,

               Как сказка, как подвиг Икара,

               Стою часами в хвосте за пудрой

               У магазина Брокара[238].

Пьеро 2. Это я прокричал: «Революцией вытеку»,

               Весь мир – нулевое зеро[239],

               Это я творил в России политику,

               Смешную политику русских Пьеро.

Пьеро 1. Это я в веках слежу профиль женский

               И голос, в котором сквозит серебро…

Пьеро 2. Это меня называли А. Ф. Керенским,

               Настоящим российским Пьеро[240].

Пьеро 1. В восемнадцатом веке смешил я публику,

               У эшафота шептал я: «Проклятие банде»…

Пьеро 2. Это я создал в России республику

               Оборванных в клочья Финляндий[241].

Пьеро 1. Это я тушил бледных лун электричество,

               В переулках гасил я фонарную нить.

Пьеро 2. Это я срывал вензеля Его Величества,

               Чтобы было о чем тужить[242].

Пьеро 1. Ах, не милый ли стан Коломбины

               Мне в старинных воланах мелькнул?

               Не она ль мне из кринолина

               Улыбнулась сквозь распри и гул?

Пьеро 2. Ах, не стан ли моей Коломбины

               В желтом танго развратно мелькнул,

               Не она ли под слоем кармина

               Прикрывала холодный разгул?

Пьеро 1. У моей Коломбины нет любовников больше,

               У моей Коломбины не восходит заря

Пьеро 2. У моей России растерзано сердце, как Польша[243],

               И завязаны, как глаза платочком, моря[244].

Пьеро 1. О моей Коломбине мечтаю,

               Потому что она моя жизнь и мой бред.

Пьеро 2. О моей России безмолвно страдаю,

               Потому что я русский, и притом же – поэт.

Пьеро 1. Я устал, с безнадежной тоской,

               Я бегу, укрываясь от взоров в пальто…

               Даже здесь, на холодной и скудной Сумской[245],

               Я умею рыдать, как никто.

      Оба. Зовите, любите, распните поэтов,

               В медальоне веков и смешках пьеронад.

               Давайте советы, но бойтесь советов,

               Советы вернутся, советы грозят[246].

Пьеро 1. Вот пред Вами Пьеро элегический,

               Старинный, наивный чудак.

               За Коломбиной с улыбкой трагической

               Я бегу сквозь года во мрак.

Пьеро 2. Это я с улыбкой надменной

               Пью вино и вдыхаю наркоз,

               Это я, Пьеро современный,

               О России рыдаю без слез.

1918

* Впервые исполнено в Москве на открытии «Музыкальной табакерки» Влад. Королевичем и Вад. Шершеневичем.

Ничего «шовинистического» в этом стихотворении нет. Правда, текст «Переклички», изначально ориентированный на устное исполнение, мог меняться в зависимости от политических реалий. Возможно, в этой же импровизационной специфике и содержится ответ на вопрос об авторстве. Королевич мог опубликовать «общее» стихотворение под своей фамилией, отредактировав его, поскольку не нашел футуристические забавы подходящими для провинциального, и вдобавок «белого», Харькова как ассоциирующиеся с большевизмом.

Как видим, «электрическая» тема в стихотворении отсутствует. Скорее всего, она указывала бы на Шершеневича: культ электричества ввел Ф. Т. Маринетти («Электрическая война»), а переводчиком Маринетти на русский язык был именно Шершеневич. Все же стоящие в стихотворении особняком выразительные образы «растерзано сердце, как Польша» и «завязаны, как глаза платочком, моря», демонстративно ориентированные на образность Маяковского, сигнализируют о присутствии Шершеневича в качестве то ли соавтора, то ли источника влияния.

Опубликованная С. Шумихиным протоимажинистская проза Шершеневича связана с «Перекличкой Пьеро» мотивами: здесь упоминаются и сами «Пьеро», и очередь за пудрой – ведь Белый Пьеро должен пудриться: «у КеллеРа[247] очеРедь ПьеРО за пудРой»[248]. Здесь спорадически присутствуют рифмы: это своего рода раешник. Бросаются в глаза и формальный признак футуристического текста – графические перебои шрифта. В отличие от футуристов, вводящих заглавные буквы без рационально постижимого принципа, здесь набраны заглавными буквами