Воронье озеро - Мэри Лоусон

Когда пришла ему пора уходить – возвращаться на ферму, к Мэри и сыну, – мы до самого дома не сказали друг другу ни слова. К тому времени уже стемнело. Деревья во мраке будто ближе подступили к дому, взяли его в кольцо, так всегда кажется по вечерам. В дверях я обернулась, хотела с ним проститься. Он стоял чуть поодаль, руки в карманах. Улыбнулся и сказал: «Пиши мне обо всем, ладно? Хочу знать, чем ты занимаешься».

Он стоял в прямоугольнике света, лившегося из дверей, и лицо выражало такую муку, что смотреть на него было невыносимо больно. Я представила, как пишу ему, рассказываю обо всем, чем занимаюсь, – чем должен был заниматься он. Представила, как он прочтет письмо и пойдет доить коров. Это же немыслимо, это значит растравлять его раны, постоянно напоминать о том, что он упустил. Я не верила, что он и вправду этого хочет, и знала, что не смогу себя заставить.

И я писала ему очень редко, а о работе своей почти не рассказывала. Щадила его – а заодно нас обоих. А теперь вдруг слышу от Дэниэла, что Мэтта не нужно было щадить, что неизбывная боль в его глазах оттого, что он, как ни старался, не может вернуть нашу близость. И что Мэтт всегда хотел, чтобы я ему писала, неважно о чем, и при этом он понимал, что ни строчки от меня не дождется.

Я не могла, хоть убей, поверить, что все можно вот так истолковать. Дэниэл считает, что он всегда прав, но это не так. Совсем не так. При мне ему не раз случалось ошибаться.

Но сейчас, когда я пыталась забыть то, что он сказал, и лихорадочно искала глазами, что бы еще помыть – да что угодно, взбивалку, нож, ложку, лишь бы руки занять, – его слова так и лезли в голову, просачивались, словно вода в щелку под дверью.

* * *

Гости стали стекаться сразу после полудня, и к тому времени все чувства мои притупились. Голова кружилась. Все казалось сном. Было, пожалуй, даже приятно. Первой приехала миссис Станович, и когда Мэри, завидев на проселке ее грузовичок, попросила меня ее встретить, я спокойно вышла. Мужчин, в том числе и Дэниэла, послали с каким-то поручением. Я вздохнула свободно – значит, не придется его с ней знакомить. Я не знала, как себя с ним вести. С самого утра я чувствовала его нарастающее беспокойство и, сказать по правде, даже радовалась про себя. И не спешила его прощать. Лишь спустя время, когда ко мне вернулся здравый рассудок, я поняла, с каким трудом дались ему те слова. На нашу поездку он возлагал большие надежды – и сознательно рисковал ее испортить, да и не только ее. При всей уверенности в своей правоте он, скорее всего, тут же пожалел, как только высказался.

Беспокоился Дэниэл недаром. Мои чувства к нему… хм, если бы меня спросили тогда, останемся ли мы вместе, я бы ответила: нет. Наверное, из тех же соображений казнят гонца, принесшего дурные вести. Несправедливо, но что поделаешь.

Встречать миссис Станович я вышла одна. Она как раз вылезла из кабины и, завидев меня, ахнула от радости. К моему удовольствию, она ничуть не изменилась, разве что отрастила еще пару подбородков.

– Кэтрин, радость моя! Солнышко, ты такая красивая, вылитая мама, с каждым днем все больше на нее похожа! – И ну душить меня в объятиях по старой привычке, которой никогда не изменит.

Судите сами, что со мной творилось: впервые в жизни мне захотелось воспользоваться ее объятиями по прямому назначению – выплакаться, уткнувшись ей в грудь, как в подушку. Как в большую, мягкую, теплую подушку, поведать ей все горести, печали, сожаления, в полной уверенности, что миссис Станович передаст их напрямую самому Господу Богу. Но что с меня взять, я так не умею, и все же в ее объятиях я задержалась непривычно долго.

– Детка моя, – она выудила из-за пазухи свой вечный носовой платок (Мэтт уверял, что у нее их там сотни в запасе), – полюбуйся, что за денек нам Господь подарил! Ни облачка! И ты тут как тут, приехала издалека, вместе с нами порадоваться. Саймон просто чудо, другого такого мальчика на белом свете не сыщешь, правда? Где-то там у меня торт. – Отдуваясь и утирая пот, она обошла грузовик и с грохотом откинула задний борт. – Впереди не уместился бы, Балабол коробку передач на сиденье поставил. Надеюсь, дорогу он выдержал – вот, взгляни, на вид все отлично. Главное – довериться Господу, детка. Он обо всем позаботится. А что за молодой человек рядом с Мэттом?

Это был Дэниэл. Мэтт вел его к нам, познакомить с гостьей. Шли они не спеша, опустив головы. Мэтт размахивал руками, что-то объяснял, а Дэниэл кивал. Когда они приблизились, я услышала голос Мэтта:

– …Только шесть месяцев в году, когда температура ниже минус пятнадцати не опускается, это предел. Значит, надо за дело браться, как только снег сойдет и земля просохнет настолько, чтобы бурить.

А Дэниэл спросил:

– А растяжками ты какими пользуешься? Ну, какие самые морозостойкие?

Почему-то именно тогда я все поняла. Может быть, благодаря их интересу, глубокой сосредоточенности. Два незаурядных человека, прохаживаясь по пыльному двору, увлеченно беседуют – трагедией тут и не пахнет. Определенно нет.

Наверное, важнее спросить себя, не почему я тогда все поняла, а как же я до сих пор не понимала. В основном вина тут моя, но отчасти и твоя, прабабушка Моррисон. Это ты, со своей тягой к знаниям, задала планку, по которой я всю жизнь мерила окружающих. Я упорно шла к твоей мечте, теперь мне знакомы книги и идеи, которые тебе и не снились, но, приобретая все эти знания, я умудрилась остаться круглой невеждой.

* * *

Когда я знакомила Дэниэла с миссис Станович, приехала мисс Каррингтон, за ней Тэдворты, а следом целая вереница легковушек и обшарпанных фермерских грузовичков, и началось веселье. Праздник удался. По словам миссис Станович, погода была на нашей стороне, и сборище быстро превратилось в шумный и довольно сумбурный пикник, гости сидели кучками на траве или топтались вокруг столов, разговаривали, смеялись, пытались поесть – а попробуй поешь, когда в одной руке тарелка, а в другой бокал фруктового пунша.

Я и рада бы сказать, что беззаботно веселилась, но на самом деле мне было не по себе. Я наблюдала за всем будто со стороны. Наверное, мне нужно время. Если ты столько лет мыслил определенным образом и твоя картина мира вдруг оказалась ущербной, то, ясное дело, сразу не перестроишься. И пока привыкаешь к новому, волей-неволей чувствуешь… растерянность. Так было и со мной, и до сих пор аукается. Хотелось посидеть тихонько где-нибудь, лучше под деревом, приглядываясь ко всем издали. Ко всем, а в первую очередь к Мэтту. Привыкать к новому взгляду на него и на нашу жизнь.

Вот что я в тот день предпочла бы роли помощницы хозяев. И все же приятно было со всеми увидеться – не то слово! Все были в сборе, кроме мисс Вернон, она прислала записку, что уже старовата для праздников, а Саймону желает всего самого доброго. Дэниэла я успела представить почти всем. Он тоже ходил притихший, не совсем понимал, что со мной. Однако держался он отлично – все в профессорской семье Крейнов умеют произвести впечатление. С мисс Каррингтон мы долго беседовали. Она теперь директор школы, с недавних пор там целых три комнаты, и у нее под началом еще двое учителей. Выглядит она замечательно, от нее веет спокойствием. Наверное, такой она была всегда, но я только сейчас обратила внимание. Так или иначе, рядом с ней очень уютно.