Аслан и Людмила - Дмитрий Вересов

Великий князь кивнул адъютанту. Тот вышел в соседнее помещение и вернулся, неся в руках белую бурку и шашку, богато украшенную серебром. Михаил Александрович вышел из-за стола взял подарки и подошел к Аслану, тот вскочил на ноги, испытывая первый раз в жизни такое волнение.

— Это та самая бурка, которую я вчера сбросил у реки. Думал коню помочь. Носи вот, джигит. Шашка еще отменная. Не Гурда, конечно, но хорошего, знающего мастера. Помни, Аслан, меня и вчерашний бой. Ведь сшибли бы меня австрияки, если бы не ты…

— Сколько просил, умолял Ваше Императорское Высочество не выскакивать вперед, — заговорил укоризненно начальник штаба Юзефович. — Матушке царице же в Киеве клятву давал, что не отпущу вас от себя ни на шаг. А вы опять за свое! Под пулеметы — впереди всех, на обрыв взбираться — опять же первым. Вы мне покажите еще такого командира дивизии, чтобы так не берегся! Куда только смотрел ротмистр Бичерахов? Вот уж всыплю я ему по первое число за вчерашний конвой. Ваше Императорское Высочество, как хотите, а в следующий бой я к вам еще пятерых приставлю, а будете упорствовать — и десятерых…

Михаил Александрович в этот момент обратил внимание, что его спаситель стоит растерянно с его дарами и не знает, что делать. Этикета он, конечно, не знает, устава никогда в глаза не видел. Зачем его джигитам устав? Но в этих, не видевших устава, глазах — слезы от избытка хороших чувств. Простой, чистосердечный народ! Готов за него жизнь положить! Великий князь обнял чеченца и поцеловал его троекратно по-русски.

— Что же ты, Аслан? Садись, тебе говорю, угощайся. Знаю, что шашкой ты действуешь лучше, чем ножом и вилкой, только все равно положи ее там. Еда у нас простая, солдатская. Но хорошо уже, что не консервы…

— Да уж! — подключился к разговору князь Чавчавадзе, командир Черкесского полка. — Те консервы в зимних Карпатах я надолго запомню.

— А я бы рад забыть, — грустно улыбнулся Великий князь, пригубив стакан с минеральной водой, — да уже не получится. Не смотрите на меня, господа, пейте вино. Скажете, по крайней мере, каково оно в здешних местах?..

Аслан сидел за столом рядом с полковником Мерчуле, командиром ингушского полка. Тот ел молча, как и Аслан, когда же к нему обращались, отвечал односложно, хотя и с приятной улыбкой. В этом обществе, по всему чужих ему людей, Аслан сразу почувствовал в Мерчуле своего. А тут и сам полковник подмигнул чеченцу и сказал то ли в шутку, то ли всерьез:

— Слушай, джигит, переходи ко мне в ингушский полк. Пока у вас командира нового не назначили, я это быстренько устрою. Свои же братья-вайнахи! Вместе воевать будем. Пойдешь ко мне адъютантом?

— Не-е, — протянул Аслан, отчего-то печально. — Там у меня друзья. Давно вместе. Не могу обижать друзей.

— Ну, гляди, — сказал полковник и, хотя был абхазом, закончил разговор русской поговоркой. — Насильно мил не будешь.

В комнату вошел еще один адъютант Великого князя и что-то сказал ему вполголоса. Михаил Александрович сразу оживился.

— Вот и кстати! Пригласи-ка, голубчик, его сюда… Господа! Неделя уже миновала, как убили князя Радзивилла, командира чеченцев. Светлая ему память! Неделю полк был без командира. Причем все мы с вами знаем, что чеченцы давно просят себе командира из своего народа, из нохчей. Давно хотел того же, что и наши храбрые джигиты. Сейчас вам представлю их нового командира.

Великий князь вышел из-за стола навстречу новенькому. Аслан как единственный представитель чеченского полка за столом с особенным интересом посмотрел на вошедшего и чуть не вскрикнул от неожиданности. Рядом с Великим князем стоял улыбающийся Давлет-хан.

— Могу сказать про князя, — говорил между тем Михаил Александрович, — что тактик он замечательный, раз пожаловал аккурат к обеду.

За столом потеснились, усадили Давлет-хана в середине стола, наискосок от Аслана. Михаил Александрович стал представлять ему поочередно офицеров Дикой дивизии. Когда все присутствующие командиры отрекомендовались, Великий князь указал на Аслана.

— А это, князь, особый случай. Мидоев, рядовой твоего полка…

Аслан встал и, глядя мимо Давлет-хана, отрапортовал несколько развязно, в свободной манере, как это практиковалось у них в полку, и на что командиры смотрели сквозь пальцы. Но он почувствовал на себе пронзительный взгляд Давлет-хана.

— Это, так сказать, мой кровник… Нет! Что я говорю? Мой, можно сказать, кровный брат, спаситель…

Михаил Александрович стал подробно рассказывать о дерзкой, лобовой атаке Дикой дивизии на позиции австрийцев. Теперь Аслан смотрел на Давлет-хана, а тот внимательно слушал высокого рассказчика и, казалось, забыл о существовании своего старого врага. Только когда Великий князь стал рассказывать о подвиге джигита, глаза их первый раз встретились. Аслан прочитал в них обещание себе нелегкой с этого дня жизни. Давлет-хан же в глазах молодого чеченца ничего не прочитал, кроме равнодушия.

После обеда у Великого князя рядовой чеченского полка сопровождал своего нового командира в расположение части, то есть, Аслан был вынужден ехать рядом с Давлет-ханом.

— Что, Аслан, разглядываешь моего коня? — спросил, усмехаясь, Давлет-хан. — Меченого вспоминаешь? Пристрелили твоего Меченого лет пять назад. Хороший был конь, но только дерзкий, непослушный. Ногу он сломал на скачках. Чего же было его мучить? А это его сын. Тоже хороший конь, может, не такой резвый, как его отец, но характером лучше. Слушается меня, мысли мои читает…

Ничего не сказал Аслан, только вороной, как будто просмоленный конь под ним занервничал, где надо один шаг сделать — переступал, семенил.

— У тебя, я смотрю, тоже конь хороший, — продолжил Давлет-хан. — Краденый? Прошу прощения, в бою добытый? Теперь на войне все так просто. Вчера был абрек, бандит, конокрад, а сегодня — герой, спаситель брата Государя, а завтра… Завтра всякое может случиться. Война ведь. А от судьбы не уйдешь. Слышишь меня, Аслан? Понимаешь меня, Аслан?

Мидоев опять ничего не ответил. Зачем говорить пустые слова, когда Давлет-хан сам все скажет, а если не скажет, от судьбы все равно не уйдешь. Вот предложил ему полковник Мерчуле перейти в ингушский полк, так и надо было соглашаться. Судьба тут ему улыбалась, протягивала руку помощи. Мол, хватайся, джигит, за руку, удержу. Но разве знал он, что посыплются из-под ног его камни и окажется он над пропастью. Впрочем, еще ничего неизвестно. Не один он, как тогда в усадьбе Давлет-хана, не один.

— Я же искал тебя, Аслан. Долго искал. Хотелось мне с тебя должок получить. Я же никому долгов не прощаю, таково мое правило. Один только ты скакал где-то моим должником. Ты же знаешь — Давлет-хан человек очень добрый. Первый раз тебя пожалел, хотя мог собакам скормить. А ты второй раз пришел, влез тогда в мою жизнь. С женой меня на всю жизнь поссорил, деньги мои увез. Ведь жена моя, Мадина, женщина, какой не только в Чечне, но и на всем Кавказе нет…

Встрепенулся Аслан, когда речь зашла об этой женщине, увидев которую один раз, вспоминал теперь чаще всех других встреченных им людей. Хотел даже в сердцах сказать Давлет-хану: что же ты от такой женщины лез к иноверке-гувернантке? Но опять промолчал Аслан.