Школа обольщения - Джудит Крэнц

Миссис Поуст, экономка, все утро принимала доставлявшиеся заказы от «Юргенсенс» и от «Швабе», а также от «Юнайтед Лондри», где стирали все полотенца, простыни и униформу медбратьев, получала вещи из химчистки и поставки из «Пайонир Хардвеар», державшую весь Беверли-Хиллз жесткой монопольной хваткой.

Подготавливая огромный особняк к приезду хозяев и слуг, Линди творила чудеса: отстроили новую кухню, старый бассейн, что помещался в конце аллеи, обсаженной высокими темными кипарисами, снабдили новой фильтрующей и нагревательной системами, переоборудовали купальню. Многие служебные помещения огромного дома были закрыты, но жилые комнаты отделали по-новому, нарядно, празднично и роскошно, и яркий испанский стиль сменил старинную мавританскую мрачность, господствовавшую некогда в интерьере. Правда, ни прежнее, ни нынешнее убранство не соответствовало вкусу Билли, но ей не хотелось вмешиваться. Сады наполовину обновили, в крыльях для слуг и гостей кипела работа. К счастью, в старых гаражах хватало места для дюжины машин.

Когда Линди подготовила дом к заселению, Билли, Эллис и Дэн Дормен вылетели на самолете компании, переоборудованном для перевозки инвалида. Салон разделили на два больших отсека: в одном устроили удобную спальню с больничной кроватью для Эллиса и кушеткой для Билли, в другом — жилую комнату, где разместили очень мало мебели: только легкие стулья и боковые столики, чтобы по проходу легко могла проехать коляска Эллиса. Для трех медбратьев выделили специальный отсек спереди, рядом с кабиной экипажа.

У Билли не оставалось времени подумать о переменах в своей жизни, так как возникшие заботы поглощали все силы. Ей предстояло нанять медбратьев, переоборудовать самолет, одобрить выбранный Линди дом, законсервировать нью-йоркскую квартиру, продать дома на юге Франции и Барбадосе. Под крылом надежной заботы и любви Эллиса, а он был ей любовником, мужем, братом, отцом и дедушкой, Билли расцвела, но, в сущности, абсолютно не повзрослела. Все семь лет она оставалась той же женщиной-девочкой, что и в двадцать один год, когда вышла замуж, и так и не посолиднела, не превратилась в умудренную жизненным опытом даму, что наверняка произошло бы, будь ее муж молод. Напротив, за время их женитьбы Эллис помолодел, она же осталась прежней.

Теперь, в замке на вершине холма, очутившись в трех тысячах километров от нью-йоркских знакомых, вдали от нью-йоркской жизни, она оказалась одна в доме, одна среди слуг, медбратьев, одна в крепости, где жил парализованный старик. Ее охватила паника, она не была готова к такой ответственности. Ее пугало все, нигде она не находила успокоения, не чувствовала себя в безопасности, не ощущала опоры. Потеряна. Потеряна, да еще и солнце заходит, там вдали даже солнце садится в Тихий океан. «Прекрати, Билли!» — приказала она себе резко, как тетя Корнелия. Тети Корнелия, решила она, должна быть ей примером до тех пор, пока она не найдет себя. Она поспешно включила все лампы в спальне и гостиной, отогнала темноту — отгородилась от внешнего мрака ночи шторами. Что делала тетя Корнелия каждый божий день в своей жизни? Чем занималась изо дня в день? Билли села за стол, взяла блокнот и карандаш и начала составлять список. Во-первых, найти книжный магазин — завтра же. Во-вторых, научиться водить машину. В-третьих, приступить к занятиям теннисом. В-четвертых… Она не могла придумать, что же в-четвертых. Нужно составить список телефонов, но поблизости не было никого, с кем она была настолько душевно близка, чтобы ей хотелось позвонить. Но страхи отступили. Как хотелось Билли, чтобы тетя Корнелия была жива! Можно позвонить в Нью-Йорк Джессике: может, удастся уговорить ее оставить пятерых детей и приехать в гости…

За месяц Билли сумела выработать вполне приемлемый распорядок. Прежде всего она каждый день проводила по четыре-пять часов с Эллисом, читая вслух или про себя, смотря телевизор или просто тихо сидя подле него в одном из многочисленных садов и держа его за здоровую руку. Она находилась рядом с ним по два часа каждое утро, затем с трех до пяти днем и по часу после ужина, перед сном. Она говорила с ним, сколько могла, но он все реже отвечал ей. Оказалось, что ему легче составлять слова из маленьких магнитных букв на металлической доске, чем учиться писать левой рукой. Но даже это стоило ему все больших усилий. Во время одного из ежемесячных визитов Дэн Дормен объяснил Билли, что с течением времени в мозгу Эллиса с неумолимостью происходят множественные мелкие кровоизлияния и количество пораженных участков мозга все увеличивается. Общее состояние здоровья человека, перенесшего удар, может оставаться вполне приличным, а тело достаточно сильным. В зависимости от условий и обстоятельств, подумал Дормен, Эллис может прожить еще лет шесть или семь, а то и больше, но он не сказал Билли об этом.

Билли последовала совету Дормена не сидеть при муже неотступно. Каждый день она брала уроки тенниса в лос-анджелесском «Кантри клубе», три раза в неделю занималась в студии Рона Флетчера в Беверли-Хиллз. И тут, и там у нее появились приятельницы, и несколько раз в неделю она обедала то с одной, то с другой из них. Эти обеды и составляли почти всю ее светскую жизнь.

Эллис не хотел, чтобы она присутствовала при его кормлении, а после обеда подолгу спал, и потому в полуденные часы она не считала себя обязанной присутствовать в особняке. Лишившись поддержки родственников и старых друзей, не имея свободного времени для серьезной благотворительности или какой-нибудь добровольной деятельности, обеспечивавшей неполную недельную занятость, Билли осознала, что ей остались три способа времяпрепровождения: книги, тренировки и покупки.

В ежедневном хождении по лавочкам и универмагам Беверли-Хиллз было что-то приносящее облегчение. Покупать, все время покупать, — какая разница, нужна ей эта вещь или нет? У нее были сотни элегантных платьев для ужина, десятки пар прекрасно сшитых брюк, сорок теннисных платьев, сотни шелковых блузок, полные ящики белья ручной работы из «Джуэл-Парк», где трусики стоят по двести долларов. У нее были и шкафы, полные вечерних платьев по две тысячи долларов из ателье индивидуального пошива мисс Стеллы в «И. Магнии», три дюжины купальников. Она держала их в искусно оборудованной купальне и переодевалась каждый день, чтобы поплавать. Теперь для хранения новой одежды были отведены три пустовавшие спальни особняка.

Направляясь в Центральный универмаг, «Дорсо» или «Сакс», Билли прекрасно понимала, что ударилась в обычное занятие праздных богатых женщин: покупка совершенно ненужной одежды помогает насытить, но не заполнить пустоту внутри. «Или это, или снова растолстеть», — говорила она себе, шагая по Родео или Кэмден; осматривая витрины в поисках новой покупки, она ощущала почти сексуальный зуд. Удовольствие заключалось в поиске, в процессе приобретения. После приобретения новая вещь теряла для нее смысл в следующий же миг, поэтому назавтра она вновь шла за покупками, терзаемая той же жаждой. Но она скупала не все подряд. Вещь должна стоить того, чтобы ее купить. Воспитанная в Париже способность выбирать вещи по качеству и по тому, как они сидят, показалась ей еще важнее с тех пор, как она заметила небрежность в манере одеваться у женщин Беверли-Хиллз. Если она хоть раз позволит себе выйти на улицу в джинсах и футболке, какой тогда смысл ходить за покупками? День ото дня она становилась все более сложной и капризной покупательницей. Недостающую пуговицу или плохо заделанный шов она воспринимала как личное оскорбление. Если обнаруживались какие-то недостатки, ее полные губы в ярости вытягивались в ниточку.