Похищенная - Кира Шарм

его, как же она дрожит под моими руками!

— Gata, — вырывается с хрипом из горла, когда осторожно раздвигаю складки и резко опускаю пальцы внутрь.

Блядь.

Она тут же окликается.

Дрожью внутри. Такой, что ошпаривает меня на хрен. Оставляет без кожи.

Судорожно сжимает мой палец до одури дрожащими стенками и снова извивается в оргазме.

А я смотрю.

Жадно. Как голодный. Как повернутый на первой в жизни женщине смотрю, как она кончает под моими руками.

И жру. Жру каждый укус ее губ. Ее закатившиеся глаза, что резко распахиваются и тут же закрываются снова.

Я жру каждую черточку на ее лице. Перекошенном, искаженным оргазмом, и, блядь, это самое прекрасное, что я видел в жизни.

— Я. Не могу. Тебя. Потерять, — шепчу в ее губы, слизывая с них капли ее дикой страсти. Вт такой. Даже во сне.

И блядь.

Ее хочется баюкать.

Подхватить на руки, как ребенка и расчесывать пальцами длинные вьющиеся волосы.

Зацеловывать губы. Теперь успокаивая. Нежно. Хочется что-то шептать и видеть, как она улыбается. Стирать пальцами ее горящий румянец со щек. Стирать и снова рисовать его на ее лице новой и новой страстью.

И оставить здесь. Спрятать на хрен от всего мира. От всех.

Чтобы никто даже взглядом единственным, поганым не проскользил по моей девочке. Потому что. Потому что она моя!

* * *

Хмурюсь, понимая, что даже не заметил, как провалился в сон.

Со мной еще ни разу. Никогда такого не бывало.

Не при моей жизни. Я привык спать одним глазом. Всегда контролируя свой сон. И каждый шорох вокруг.

Но ведьма. Дикая, сумасшедшая, ненормальная во всех смыслах ведьма меня таки заколдовала.

Вырубила.

И, блядь.

Как же сладостно мне просыпаться, прижимая к себе ее все еще разгоряченное тело!

— Ал?

А глаза дикой кошки уже распахнуты. И смотрят на меня.

Прямо, блядь, внутрь. Прямо под ребра.

— Что, gata?

Зарываюсь лицом в ее волосы.

Этот одуренный аромат. Блядь, он прошибает меня насквозь.

— Ты сказал. Вчера. Что не мог меня потерять.

— Сказал правду, — скольжу по ее телу руками вниз. Снова вдыхаю, чувствуя, что остановиться сейчас будет трудно. Пиздец. Впервые готов забить на все и не отрываться от девчонки!

— И это значит… Я представляю все же ценность в обмене твоей сестры? Или ты настолько хочешь отомстить, что даже готов был вчера рисковать своей жизнью?

— Жизнь создана, чтобы ею рисковать, нет?

Ухмыляюсь, прикусывая мочку ее уха.

— Иначе она станет такой мучительно скучной, что мы просто заснем, как рыбы. С открытыми глазами. И даже не почувствуем, что на самом деле давно сдохли.

Переворачиваю на спину.

Жадно всматриваюсь в глаза.

Все тот же блеск. Но теперь расслабленный. А все равно. Пробирает насквозь.

Все тот же румянец. Только за ночь он стал еще ярче, еще сильнее. И губы. Яркие. Спелой вишней.

Черт!

Ведьма.

Только жрать и жрать.

— Но ты, надеюсь, сделала выводы, кошка. Если я что-то сказал, это не обсуждается. И не нарушается. Ты поняла?

— Поняла, Ал.

И правда поняла.

Дикая девчонка вдруг съеживается под моими руками.

Становится маленькой. Растерянной. Испуганной девочкой, которая натерпелась вчера страху.

Такой… Такой, как еще ни разу ее не видел.

— Да, малышка. В мире много грязи и опасностей, — зачем-то шепчу, снова тянусь к ее губам. Просто трусь о них, но тут же откидываюсь назад, как ошпаренный.

Потому что в ее сумасшедших черных глазах слишком яркой вспышкой вдруг зажигается страх.

— Тебе плохо?

Осторожно провожу рукой по щеке.

Ее хочется расслабить. Успокоить. Баюкать.

— Ты могла вчера простудиться, хоть я и отогрел тебя в горячей ванной. Или… Алиса. Вчера… Вчера тебе кажется не было больно, но…

Блядь. Нас вчера обоих просто накрыло. На бешенном адреналине. Таком, от которого можно не ощущать вообще на хрен ничего.

Даже меня сорвало.

Ядовитые гадюки этого острова и защита и проклятье.

Из-за них сюда никто не подумает заявиться. А я обычно не переступаю ту черту, за которой они обитают. Давно научился сосуществовать с разными тварями этого места.

Но она. Она вчера пережила слишком много. Слишком много для такой хрупкой и нежной девочки. Пусть даже и с темпераментом дикой пантеры.

И, если уж говорить откровенно, то и с храбростью, которой бы хватило на десятерых мужчин.

Я справедлив. Всегда. К врагам, к друзьям и к ничтожествам. Должен быть справедлив и к ней.

То, как она вела себя с самого начала, нельзя не уважать.

А когда речь идет о женщине, она достойна восхищения. Не меньше.

Но все же. Она просто женщина. В какое бы дерьмо не всунула ее фортуна по своей блядской иронии.

— Как тело, Алиса? Что ты чувствуешь?

Блядь.

Напрягается. Задумывается. Прислушивается.

Надеюсь, она сейчас не проклянет свой первый в жизни секс и меня заодно…

Сам напрягаюсь так, как не смотрел в дуло пистолета за всю свою жизнь.

И будь я проклят, если в ее глазах сейчас не вспыхивает то самое блаженство, от которого я не мог оторваться!

— Очень неприятно, Ал, — шепчет кошка, думая, что я не замечаю ее мимолетной, но, блядь, такой блаженной улыбки.

— Ты отвратительный любовник. По мне как будто проехал танк.

— Gata!

Запрокидываю голову и начинаю хохотать. Наконец. С облегчением.

Реально, испугался за то, что ей сейчас плохо.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Но, кажется, моя кошка очень быстро пришла в себя!

И снова начинает показывать мне свои зубки с ноготками!

— Это правда…

Прикусывает губу, хлопая длинными ресницами.