Мой самый любимый Лось - Константин Фрес

Мельком он глянул на Анькины руки, обнимающие живот, и стиснул зубы, чтоб не завыть в голос. Если Лось лишится и этого ребенка… если и Анька от него уйдет…

— Ай-ай!

— Аку… ла… — пробормотала Анька. — Го… ло… ва…

— Аня, сейчас, — Акула обрадовался этому почти бессвязному шепоту. — Сейчас отвезу тебя в больницу! Сейчас!

Он аккуратно устроил ее на заднем сидении, сам уселся за руль, перевел дух.

«Ну, хоть что-то я могу сделать правильно? — подумал он. — Хоть что-то? Анри наверняка мне морду разобьет. Просто убьет. Растопчет в пыль. Но я должен сделать правильно хотя бы это! Довезти ее до больницы — и желательно не вмазаться в столб, с моим-то умением помогать!»

Он аккуратно повернул ключ в замке зажигания, услышал оживший мотор.

— Едем, Аня, — произнес он спокойно. — Скоро все хорошо будет. Не бойся.

* * *

Из больницы Акула позвонил Лосю. Было страшно, и еще страшнее — услышать в трубке Лосиное молчание, тяжелое, как камень, и при этом продолжать говорить.

— Врач говорит, — бормотал Акула, без сил сползая по стене и чуть не плача, — что все хорошо будет… Он не говорит, что это опасно… Я привез ее сразу же…

Он ждал гнева Лося, злобного рычания, криков, вопросов — а какого хрена ты вообще у нас делал?! Акула боялся теперь, здесь, даже заикнуться о том, о чем говорил с Анькой. Его попытка влиться в семью, в нормальную жизнь теперь казалась ему самому ничтожной и глупой, и он утирал катящиеся градом слезы и сопли, с отчаянием понимая, что этот шанс — все исправить, — он потерял.

Возможно, если бы он поступил, как говорила Нина… если б Аньку оставил, если б убежал, не сознался, то потом, переболев и перетерпев горе, Лось потянулся бы к нему — к брату, — как к единственной родной душе, но…

«Но снова ему вот это сделать? Нет, не могу! Сколько ж уже можно… что ж от меня вред один!» — думал в отчаянии Акула. Он закурил прямо тут, сидя на полу, привалившись к стене, и плача, оплакивая свою никчемную жизнь.

Лось явился быстро; его привезли. Сам он машину вести наверняка не мог — дрожали руки, — и во избежание плачевных последствий взял шофера. Глядя на его высокую черную фигуру в длинном пальто, спешно промелькнувшую мимо и почти бегом удаляющуюся по коридору, Акула горько усмехнулся. Лось надежен даже в этом; даже когда ему хреново, он думает о том, как бы не сделать хреново другим. Другой; об Аньке подумал. Как она будет, если он поедет и вмажется в аварию? Нельзя этого делать; ни в коем случае нельзя! Ей теперь поддержка нужна. Забота всегда, забота во всем. Таков уж Лось.

Самого Акулу Лось если и заметил, то оставил на потом. Бить морду, убивать — потом. Сначала Анька. Сначала увидеть, услышать, убедиться, что все хорошо. Более-менее хорошо. Не так опасно, как могло бы быть. Он побудет с нею и вернется сюда, в коридор, длинный, белый и холодный. Ну, значит, тут и подождем его… тут…

Акула сделал еще одну затяжку, дрожащими пальцами смял окурок. В голове мелькнула шальная мысль сбежать, прямо сейчас, но у него так тряслись ноги от пережитого страха, что он вряд ли мог бы сделать и пару шагов. Нет; бежать — нет.

…Можно же хоть что-то сделать в этой жизни правильно?

* * *

— Анья?!

Лось осторожно, чтобы не напугать Аньку, присел на краешек постели, дрогнувшей рукой отвел с ее бледного лица прядку. Голова у Аньки была перебинтована, и в общем она напоминала раненного Чапаева — тот же трагизм в позе и упрямое выражение на лице, словно говорящее «врешь, не возьмешь!».

— Аня, — еще тише позвал дрожащим голосом Лось, гладя ее плечо и боясь посмотреть вниз, туда, где под одеялом чуть заметно двигались Анькины руки, — как ты… себя чувствуешь? Маленькая моя… Аня… Анечка…

— Ло-осик, — сонно пробормотала Анька, и ее рука, самые кончики пальчиков, как разведчики, показались из-под одеяла. — Голова трещит… докторишка сказал — сотрясение…

Она откинула одеяло, и у Лося вырвался слишком шумный вздох, когда он увидел на месте животик, который Анька любовно обнимала.

— Я так испугался! — выдохнул он, взяв Анькину бледную руку и целуя тонкие пальцы. — Я так…Аня!

Он замолк, прижавшись подрагивающими губами к ее теплой ладони.

— Не боись, — покровительственно пробормотала Анька, расплываясь в улыбке, — у меня папка медведь, меня голыми руками не возьмешь, только рогатиной, хе-хе… и лосенок цел. Палкой не выколотишь. Я ж сказала — сберегу! — она замолкла, прислушиваясь к чему-то, потом ухватила Лося за руку и приложила его ладонь к своему животу. — Толкается же! Да?! Ведь дерется! Да ведь?!

Лось рассмеялся, быстро и стыдливо отирая мокры ресницы, снова выдохнул, сбрасывая с плеч груз. Самое страшное было позади; беда, о которой он с мертвенным ужасом думал, не случилась, и теперь можно было подумать о том, кто виноват.

— Лось, не реви, — строго сказала Анька, поглаживая его прохладные пальцы. — Плохой пример Мишке подаешь! Вырастет плакса!

Лось рассмеялся, гладя Анькин живот, и толчки в нем унялись, успокоились под его ладонью.

— Как это произошло? Что случилось? — спросил Лось, поглаживая Аньку и пристально заглядывая ей в глаза.

— С Нинкой подралась, — словно нехотя призналась она. Брови Лося изумленно взлетели вверх, и Анька развела руками: — Ну а я что могла поделать?! Притащилась эта клуша, права качает, денег хочет… Надо было врезать первой, но я удар пропустила, прости. Нас победили.

— А зачем ты вообще их пустила? — вкрадчиво поинтересовался Лось. — Сказала бы, что меня нет…

— Так брат твой приперся, — сварливо ответила Анька, пряча взгляд и избегая слова «Акула» так топорно, что Лось снова удивился. — Говорит: «Работать хочу, не могу! Держите всемером! Замолви, — говорит, — словечко за меня перед Лосем, а то сам стесняюсь. Прям, опасно очкую и замираю в глубочайшем пардоне!»

— Работать? — осторожно переспросил Лось.

— Ну, — оживилась Анька. — Пока он втирал кому-то по телефону про ценные бумаги, про котировки, про рынок, Нинка-то на меня и навалилась. Он не виноват, Лось. Правда. Ты же его не растоптал?

— Нет, — с тихим смехом ответил Лось, снова и снова целуя Анькину бледную кисть, каждый пальчик по отдельности и теплую ладошку тоже. — Не трогал…

— Ты ему это, — развеселилась Анька, — швабру выдай! И кабинет в кладовке с ведрами оборудуй! А что? Тоже работа! Пусть пашет, хы-ы-ы…

Лось снова засмеялся, склонился над Анькой и поцеловал ее — крепко, сильно, — и, прижавшись к ее ушку губами, шепнул:

— Спасибо.

И Анька поняла, что сейчас он говорит ей спасибо за брата. За того, кого давно-давно потерял, а сейчас вдруг обрел снова.

— Любишь его, шкуру? — спросила она, привлекая Лося к себе и целуя его, слыша, как он вздрагивает под ее руками. — Так давно взял бы дрын и выдрал его как следует. Пофиг, что младший. Ты ж сильнее! Воспитать его надо было!