Дредноуты Балтики. 1914-1922 гг. - Игорь Цветков

Подобная участь постигала и унтер-офицеров, и даже матросов. 9 апреля “по желанию судового комитета” с “Полтавы” был отчислен сверхсрочнослужащий боцманмат С. А. Мартынюк, а 15-го — якобы за сотрудничество с “охранкой” на “Севастополе” были арестованы и отправлены в Секцию охраны народной свободы Совета депутатов армии, флота и рабочих Свеаборгского порта строевой боцманмат М. Козлов и моторист Я. Афанасьев.*749

Решениями комитетов началось отстранение от управления кондукторов и фельдфебелей рот. На линкоре “Севастополь” в марте по требованию судового комитета фельдфебелем 1-й роты вместо боцманмата И. Сухорукого был назначен унтер-офицер Т. Дрячин, 2-й роты — вместо унтер-офицера В. Потапенко — унтер-офицер И. Ковалёв, 4-й роты — вместо боцманмата М. Козлова — унтер-офицер И. Лихач. То, что эти действия шли вразрез с желаниями командира, косвенно подтверждает и объявленная смещённым в приказе благодарность.*750 С “Гангута” были уволены старший электрик В.К. Солодянкин, марсовый старослужащий Н.В. Баранчуков, кочегарные унтер-офицеры I статьи ЯД. Дорогинский, Н.Т. Понурин и В.А. Растворов, кочегары I статьи В.Г. Памин и А.А. Ткаченков, кочегар I статьи Ф.В. Зиновьев, строевой боцманмат Г.Д. Папонов. 2 мая на линкоре “Полтава” исполняющим обязанности фельдфебеля 1-й роты был назначен матрос I статьи П. Фимушкин.*751

Однако, даже при наличии ярко выраженной политической подоплеки в ряде случаев, заботились комитеты и об увольнении с дредноутов бригады тех, кто подозревался в халатном отношении к возложенным на них обязанностям. На “Гангуте” двоих подобная участь постигла за рукоприкладство — сигнального боцманмата Л.В. Николенко и писаря I статьи С.А. Малышева.*752 Зачастую командование линейных кораблей проявляло полную солидарность с мнением членов судового комитета. Командир “Гангута” капитан I ранга П.П. Палецкий поручил старшему штурману лейтенанту В.П. Дону провести расследование подлинности фактов, в которых обвинялся упомянутый выше Л.В. Николенко. Когда же всё это подтвердилось, то в штаб бригады были отправлены рапорты В.П. Дона и самого П.П. Палецкого, в котором он сообщал следующее: “Предоставляя подлинный рапорт лейтенанта Дона доношу, что сведения о боцманмате Николине были сообщены в судовой комитет для всестороннего освещения нравственной физиономии этого боцманмата, а также для того, чтобы знать мнение о нем всего корабля. Комитет пришел к тому же мнению, что и старший штурман. На основании вышеизложенного прошу ходатайствовать о недопущении сверхсрочнослужащего сигнального боцманмата Лаврентия Васильевича Николенко к кондукторскому экзамену, а также о списании его с исключением из списков вверенного мне линейного корабля”.*753

Боролся судовой комитет и за честь имени своего корабля, о чем свидетельствует тот факт, что на заседании 21 марта было решено обратиться на транспорт “Митаву” с требованием “принять решительные меры против боцманмата Ковальчука, носящего без всякого права на это ленточку “Севастополь” и занимающегося подозрительной деятельностью”.*754

Командование было вынуждено идти на уступки, иначе конфронтация неизбежно привела бы к полной потере ими управления. Действовало, на наш взгляд, нечто вроде джентльменского соглашения: офицеры не препятствовали “чистке”, а взамен комитет, при возможности, поддерживал их при разборе спорных вопросов. Это получило наглядное подтверждение, когда 11 апреля матросы 6-й кочегарки на всё том же “Севастополе” приказали своему непосредственному начальнику унтер-офицеру И. Чиркову “уйти из кочегарки вон”, так как он хотел “более равномерно распределить несение вахт”. Об этом случае в рапорте на имя командира сообщил инженер- механик капитан II ранга И.П. Иерхо. Данный рапорт был направлен в судовой комитет с такой резолюцией командира линкора капитана I ранга В.П. Вилькена: “Предлагаю судовому комитету разобрать дело, наложить взыскания и объяснить кочегарам всю незаконность способа их действий”.*755 Это и было исполнено, кочегарам комитет объявил порицание и восстановил Чиркова в его правах.

Линейный корабль “Петропавловск”. 1915–1916 гг. Купание команды. (Фото С. П. Славинского)

Дополнительным фактором, способствовавшим налаживанию деловых отношений между представителями экипажей и командным составом, являлось включение в состав комитетов офицеров и исполнение ими ответственных должностей. Это стало возможно, как уже говорилось выше, с 14 марта 1917 г., когда на заседании Соединенного комитета 2-й бригады линкоров было постановлено выбирать в судовые комитеты и офицеров. По данным, имеющимся по составам корабельных организаций “Гангута” и “Севастополя” можно с уверенностью говорить о довольно значительном влиянии в этот период офицеров на дела. На “Гангуте”, к примеру, лейтенант Г.И. Комаров являлся товарищем председателя, а мичман А.В. Тарановский — секретарем судового комитета. На “Севастополе” капитан II ранга И.П. Иерхо на нескольких заседаниях исполнял обязанности председателя, а с 30 марта им стал инженер-механик мичман В.Н. Соколов.*756 Подобным образом дела обстояли и на ряде других соединений. Об этом, например, упоминал С.Н. Тимирев применительно к 1-й бригаде крейсеров, базировавшейся в Ревеле. Аналогичную тенденцию в армейских полковых комитетах этого периода отметил и В.И. Миллер.*757

Основным направлением деятельности судовых комитетов на 1-й бригаде линейных кораблей являлась хозяйственная сфера. Самым злободневным вопросом на это время следует, по нашему мнению, считать продовольственный. По данным В.В. Петраша, к февралю 1917 г., в связи с ростом цен и падением курса рубля, стоимость ежедневного питания матросов была установлена в 80 коп. — 1 руб. в день (в месяц соответственно 24–30 руб.).*758 Такая сумма достаточной являться не могла. Поэтому судовые комитеты действовали в двух направлениях: с одной стороны устанавливали жесткий контроль над стоимостью, количеством и качеством провизии, с другой — старались изыскать дополнительные денежные суммы, которые матросы могли бы тратить на закупку съестных припасов. Меры в первом направлении успешно реализовывались благодаря полному переходу всего процесса в руки экипажа. Следила за этим специально создававшаяся продовольственная комиссия.

О роли, отводившейся этой комиссии, можно судить хотя бы по тому факту, что в комитете линейного корабля “Севастополь” II состава (18 апреля — 28 июня) из 25 человек в продовольственную комиссию входило 9, в комиссию “по проверке харчевых сумм” — 4 и в комиссию по проверке буфета — 3 человека*759, т. е. более 50 % от численности всего комитета. В случае необходимости закупки для нужд экипажа члены комиссии обращались к командиру корабля, а тот, в свою очередь, выписывал соответствующее удостоверение следующего типа: “Дано сие марсовому Володкину, вверенного мне корабля, на право покупки из Продовольственного склада четырех ящиков спичек. Капитан I ранга Палецкий”.*760 Очень сурово комитет карал за попытки кражи продовольствия, как в случае с матросом “Севастополя” П. Гольбиковым.

Второе направление выражалось в учреждении строгой отчетности всех расходовавшихся сумм. Если расход признавался необоснованным, то комитет требовал возврата денег, которые заносились в так называемые “экономические” или “харчевые” суммы. В качестве примера отношения к этому делу нам хотелось бы привести, несмотря на его объем, отчет комиссии судового комитета “Севастополя”: “Проверка денежной отчетности за март месяц ставит судовой комитет в известность о следующем: