Разрушающие себя - Яна Мелевич

— Это авокадо с творожным сыром. Очень вкусно, между прочим, — обижается она, с тоской глядя в сторону пачки копченого бекона. Ну да. Это мне и гостям. А ей нельзя, у нее там диета, режим, правильное питание.

— Ты сошла с ума, — бессвязно говорю, пытаясь уловить в путаном подсознании хотя бы цепочку здравого смысла этого разговора.

Мы уже тут два часа болтаем ни о чем. И не только я это понимаю. По глазам Солнцевой видно, что она поддерживает эту видимость дружеской беседы чисто из энтузиазма. У самой немой вопрос в каждом слове слышится, даже ощущается в жестах, которыми Блажена сопровождает свои слова.

Мерное тиканье невероятно раздражает, как и шум когтей по полу, издаваемый собакой. В этой квартире я ощущаю себя лишним. Не знаю, какими неведомыми дорогами меня занесло в гости. Мы не виделись с Солнцевой почти месяц, не перезванивались, приют я не навещал. Наигрался в добрячка, лишь оформив процент отчислений туда со своего личного банковского счета. Шагая по темным улицам Москвы, я почти не думал о том, что Блажены попросту может не оказаться дома. Мне нужно было где-то спрятаться, куда-то сбежать, найти место.

«Только не пей все сразу. Барби чистые, не паль, но мощные. Чуть больше хапнешь, кони двинешь и не встанешь. Мне такие клиенты нужны. Ты платишь», — вспомнились слова дилера. Он смотрел сквозь меня стеклянным взглядом, то и дело трогая свои заклеенные пластырем пальцы.

Два чертовых блистера обошлись мне в крупную сумму, которую я мог бы потратить на что-то полезное. Вот только не сделал этого. Запивая белые капсулы колой, я с равнодушием смотрел на окружающих, сидя на лавочке.

«Ого, какой большой. Мне? Точно мне?» — молчаливый вопрос в огромных глазах Василисы.

Да, зайка, тебе.

Огромный белый медведь в руках маленькой девочки смотрелся инородно. Другие дети в приюте смотрели с завистью до момента, пока не подъехал грузовик с игрушками. Никогда еще они не видели столько ярких цветных коробок с большими праздничными бантами. Сегодня первая партия, а потом еще одна на тридцать первое декабря. У меня праздника нет, но детям-то он важен.

— Ты прощаешься? Больше не придешь, да? — этот вопрос я услышал от Феди.

До того как купить чертовы таблетки, я расписался в накладной за баснословно потраченную сумму на организацию этого жеста доброй воли. Вот так я успокоил свою совесть перед покупкой таблеток — за сумму, равную зарплате среднестатистического офис-менеджера в регионе. В тот момент, когда Федор хмуро посмотрел на меня, он будто все знал заранее и страшно это осуждал.

Да, дети наркоманов иногда бывают умнее, чем всем кажется. И взрослее.

— Почему ты так решил? — я облизнул пересохшие губы и отвел взгляд от своры детей, облепивших рабочих, разгружающих коробки. Рядом охали воспитательницы, а директор приюта улыбалась, наблюдая за своими воспитанниками. Еще бы, ведь праздник-то у всех будет.

— Мама так сделала. Сводила в «Макдональдс», купила набор, какой захотел, и после ушла. Совсем. Я знаю это чувство, не надо думать, будто маленький и ничего не понимаю, — он обхватил себя за плечи, отходя на шаг. — Ты обещал, помнишь? Сказал, что мы семья.

Помню, конечно, помню.

Присев на корточки, я протянул руки, осторожно обхватывая худые плечи. Забавно, дети выглядят очень хрупкими в сравнении со взрослыми. Смотрю на него и вижу себя в отражении открытого взгляда. Того мальчика, который давным-давно пропал без вести, но никто не стал искать его. Он где-то все еще бродит в неизвестности, а может, давно умер, превратившись в гору удобрений.

— Иногда лучше быть дальше от семьи. Поверь, я знаю, о чем говорю, — тихо произношу, касаясь ладонью его щеки. Федя тихонько всхлипывает, опуская голову.

— Ты обещал, — выдыхает он с трудом, пытаясь держаться. — Поклялся же!

— Солгал. Я всегда вру, разве ты не знал?

Снова тиканье часов, оно возвращает меня в реальность. На кухне пахнет корицей, звон ложки, ударяющейся о края чашки с чаем, усиливает звон в голове. У нас проблемы, Хьюстон. Решения нет, но ты держись там.

Тим: «Чувак, где ты? Твои все телефоны оборвали».

Смотрю на всплывшую иконку окошечка сообщения, появившегося на экране. В груди все сжимается от желания подальше отшвырнуть чертов аппарат, будто он виноват в моем состоянии.

Рома: «Никита, ответь».

Аня: «Ник, все хорошо. Давай поговорим».

— Не хочешь ответить?

— Нет, — отвечаю коротко на вопрос Блажены, продолжая удалять сообщения одно за другим. Вновь этот стук ложки вместе с тиканьем часов разрывает тишину. Бублик не пристает, он чувствует, будто атмосфера изменилась и сейчас случится нечто неприятное. Палец замирает, когда знакомое имя высвечивается перед глазами на экране.

Диана.

— Алло? Ты проснулась? — вместо собственного голоса я слышу отвратительный каркающий звук. Прокашливаюсь, слыша, как Блажена шумит посудой, поднимаясь со своего места.

Эти ебланы ей позвонили, что ли?

— Проснулась, а тебя нет. Спрятался от бацилл, негодник?

В ее голосе слышится привычное мне веселье, вот только оно показное. Возможно, Диана ничего не знает, но определенно догадывается. Мягко и ненавязчиво она щебечет в трубке, подогревая мои подозрения с каждым словом все сильнее. От этого внутри разгорается неприятное чувство тревоги на пару с раздражением. Не просто так она позвонила. Заподозрила, поняла, а значит, и до нее добралась эта свора идиотов, достающих меня звонками.

Сука, как я их ненавижу.

Пальцы крепче сжимают смартфон у уха, пока я судорожно выискиваю последнюю сигарету в пачке. Открываю окно на кухне Блажены, спешно закуривая и выдыхая дым изо рта.

— Просто задержался немного на квартире. Скоро приеду, не волнуйся, — выдыхаю с трудом, трясущимися пальцами ища блистер. Тлеющий кончик несколько раз скользит по ткани, чудом не прожигая ее. Роняю сигарету на пол, тихо чертыхаюсь.

— Что там? Все хорошо?

Она волнуется, нервничает. Ей же нельзя, Диана больна. Перед глазами все плывет, кровь стучит в висках, и я с трудом нащупываю выпуклость в заднем кармане. Стараюсь действовать тихо. Не должна Загорская услышать шум вынимаемых таблеток. Следует быть осторожнее.

— Сигарету уронил от волнения за тебя, — хрипло смеюсь. Настолько лживо, что аж самому противно.

— Скоро вернешься?

— Да.

— Я соскучилась, — мурлычет она в трубку, понижая интонацию. Заглатываю четыре штуки сразу, понимая, что пачка закончилась. Чего там дилер говорил? Не пить много? Стоп, где второй блистер?

Мысли убегают вперед. Пытаюсь вспомнить порядок действий, однако память работает все хуже. Она и так в последнее время никакая, сейчас совсем отказала. Кажется, я сунул одну упаковку в карман куртки. Или выпил их, не могу сосредоточиться.