Возмездие - Элизабет Нуребэк

ко мне, когда ты отправилась искать Симона. Мы спустились к озеру.

Поначалу я не понимаю, о чем она говорит, но потом до меня доходит смысл ее слов.

— Ты переспала с Алексом еще на вечеринке? — спрашиваю я едва слышно.

— Я хотела сама тебе рассказать. Мне очень жаль, что так получилось.

Микаэла занималась любовью с моим парнем. Подло делала это у меня за спиной, хотя и знала, что я снова счастлива. Она должна была все мне испортить. Отнять у меня и это тоже.

Все началось еще в детстве, когда мы стали отдаляться друг от друга. Микаэла ненавидела меня и всегда хотела получить то, что принадлежало мне.

— Значит, это ты… — произношу я.

— Что ты имеешь в виду?

Наконец-то я вижу всю правду. Моя сестра пыталась заставить меня признаться, взять на себя ответственность. Теперь я понимаю, почему Она отказалась свидетельствовать в мою пользу. Понимаю ее реакцию на мои слова, когда я сказала, что подозреваю Алекса. Слезы, всхлипы, мольбы о прощении. Вместо того, чтобы признаться, она бросила мне в лицо свое семейное счастье. Заставила меня поверить, что они утешали друг друга после приговора надо мной, хотя на самом деле все произошло гораздо раньше.

— Это ты позвонила в «службу SOS», — говорю я. — Ты отказалась свидетельствовать в мою защиту, хотя могла это сделать. Вы с Алексом стояли, обнявшись, возле дачи. Ты даже не подняла на меня глаза, когда меня увозила полиция.

Микаэла молчит.

— Если бы вам нечего было скрывать, не пришлось бы лгать на допросах.

Микаэла медленно качает головой, но я продолжаю.

— Вы совершили это вместе? Поэтому ты устроила такую сцену во время своего последнего визита? Чтобы скрыть свое участие в убийстве Симона?

— Ты начала обвинять Алекса, и я рассказала, что мы с ним вместе, чтобы ты догадалась, — отвечает она. — Все эти безумные обвинения довели меня до такого отчаяния, что я не сдержалась. Но это была моя ошибка.

Голос Микаэлы прерывается. Она плачет со всхлипами — в точности как в Бископсберге, не собираясь ни в чем сознаваться.

Я говорю, что она актриса получше дедушки.

— Ты играешь бесподобно. И не желаешь менять сценарий. Хочешь, чтобы я так и осталась в роли Монстра.

Моя младшая сестра смотрит на меня полными слез глазами:

— Мне сообщили, что ты покончила с собой. Я думала, это моя вина — что я толкнула тебя на этот шаг, когда рассказала о нас с Алексом. Ты себе даже не представляешь, что я пережила за последние полгода. Как горевала и оплакивала тебя.

Она почти кричит, но я не даю сбить себя искусной игрой.

— Тебе меня совершенно не жаль, — говорю я. — Ты убила Симона. Я хочу, чтобы ты в этом призналась. И объяснила, зачем это сделала.

Микаэла бросает лом на пол с металлическим звоном. Идет к дивану и плюхается на него.

— Как такое могло бы произойти? — спрашивает она жалобным тоном. — Ты хочешь сказать, что это я держала в руке нож? Или заставила Алекса это сделать? А как тогда ты оказалась вся в крови?

— Ты всегда меня ненавидела.

— Это неправда, Линда.

— Я больше не Линда.

— А как тебя теперь зовут?

— Надия.

Реакция Микаэлы застает меня врасплох. Она резко садится прямо и смотрит на меня пристальным взглядом. Глаза у нее блестят, она словно пытается заглянуть мне в душу. Ни одна из нас не произносит ни слова, слышится лишь плеск волн об утесы снаружи.

Но на этот раз Микаэле не уйти от ответа. Я говорю, что у меня есть доказательства того, какой она была с самого детства.

— Сейчас я тебе покажу А потом ты расскажешь мне всю правду.

Где же фильмы? Я ищу их везде, на спальном чердаке и нижнем этаже. Наконец нахожу контейнер в шкафу в прихожей, где он стоит, прикрытый простыней.

Я заношу его в гостиную и вставляю диск в DVD-проигрыватель. Мы видим, как маму под ликование публики представляют во время прощального шоу в Цирке — она выходит на сцену в расшитом пайетками платье до пола. Оно было тяжелое и чудовищно неудобное, мне пришлось подстраховать ее, прежде чем она сделала последние шаги и оказалась в свете прожекторов. Когда вскоре после этого у нее не осталось сил держать микрофон, мама обратила свою слабость в шутку, потом посмеялась над забытыми строками песни. Публика увидела то, что хотела увидеть — ей предстала сияющая улыбающаяся Кэти. Звезда. Она пела и развлекала, буквально как в последний раз. Я прокручиваю вперед, вижу себя и то, как выхожу на сцену.

Я ненавидела все это шоу до последней секунды.

Слыша этот голос, всем телом ощущаю презрение и отвращение. Мама заставила меня петь вместе с ней перед всем шведским народом. Каждый раз одно и то же, и каждый раз я все это ненавидела.

Нет, нет, не так, все это неправда. Я действительно делала это ради мамы, но по собственному желанию. Я любила исполнять вместе с Кэти «Когда солнце заходит». Любила свет, любила маму.

Я ненавидела все это. И всегда ненавидела тебя.

Этот голос я и раньше слышала много раз, но никогда так остро не ощущала присутствия другого человека. Словно чужак прокрался и встал рядом со мной, а я не заметила этого. Но, когда я оглядываюсь по сторонам, в комнате только я и Микаэла. Она смотрит на меня со страхом в глазах, но я не обращаю на нее внимания.

Вынимаю диск и вставляю новый. На телеэкране Кэти открывает входную дверь и приветствует агента, тут же начиная петь ему — делает несколько танцевальных шагов, раскидывает руки. Потом видно меня, я отворачиваюсь от камеры.

Камера следовала за нами по пятам. Все нужно было запечатлеть — словно ничего и не происходило, если от этого не оставалось видео или фотографий. Мы жили в каком-то бесконечном шоу с мамой в главной роли, и было очевидно, кто единственная настоящая звезда.

Меня душила эта обстановка, я буквально не могла дышать.

— Нет, все не так, я никогда не ощущала ничего подобного, — шепчу я.

— Что с тобой? — настороженно спрашивает Микаэла. — Что ты хотела мне показать?

Я снова достаю диск, ищу фильм, снятый во время летнего праздника, с пони и воздушными шариками. Выворачиваю весь ящик на пол, копаюсь в куче дисков и наконец нахожу его.

— Вот, — говорю я, помахивая им в воздухе. — У тебя всегда случались истерики, ты завидовала мне. Смотри внимательно.

Я запускаю фильм.

Камера скользит объективом