История Малороссии - Павел Иванович Ковалевский
Шрифт:
Интервал:
Мне стоило обратиться к нему с каким либо предложением и он всегда с величайшей готовностью и доброжелательством меня поддерживал»… Виленский университет, рассадник полонизации, получал прекрасные средства от казны, — кабинеты лаборатории и проч. не знали отказа. Вот что пишет сам Чарторыйский: «Виленский университет был в полном смысле польский и для польских провинций… Несколько лет спустя вся Польша наполнилась училищами, в которых польское национальное чувство могло совершенно свободно развиваться. Университет в высшей степени разумно и с замечательным одушевлением руководил делами. Данное направление никого тогда не поражало… император великодушно ему покровительствовал»… Виленскому университету был подарен древний Виленский, православный Пречистенский Собор, который поляками превращен был в анатомический театр… Нужно ли большего бесстыдства и кощунства… И это с ведения русской власти… Естественно, Вильна стала центром польской культуры, науки и литературы. Русские на свои средства своими руками и своим насилием ополячивали край… Виленский университет стал выпускать фанатизированную польскую молодежь, в числе коей были Мицкевич, Лелевель и др.
В каком положении находилось учебное дело в центрах Белоруссии и Литвы, я позволю себе сделать выдержку из доклада генерал-губернатора Хованского в 1824 г. «К прискорбию моему не нашел я в гимназиях белорусских губерний надлежащего устройства… В Белоруссии воспитание юношества находилось в руках католического и униатского духовенства; образование оного заключалось в школах, учрежденных при клоштирах иезуитских, пиарских и других монашеских орденов… Науки преподаются на польском и латинском языках (это в Белоруссии-то), — словесность заключается в обучении польскому, латинскому и некоторым иностранным языкам, — а русский остается в совершенном небрежении. Существенная же система наставников в сих училищах состоит в том, чтобы в учащихся поселят дух чистого полонизма, в чем они и достигают своей цели… От сей системы воспитания проистекает то, главнейшее зло, что природные белоруссы… питают какое-то равнодушие и неприязнь к коренным русским и ко всему русскому»…
Такими учреждениями в русском крае мы всецело обязаны Чарторыйскому и его сподвижникам: Фаддею Чацкому, Гуго Коллонтаю, Яну Сендецкому и др.
Диво ли, что на такой почве возросли 30 и 31 гг., а также 63 г., в восстаниях которых принимали участие не только учителя и ксендзы, но и студенты и гимназисты.
«В училищах сильно поддерживалась национальность польская: скрывали от воспитанников и движение образованности в России, и могущество её, и развитие её промышленности; но зато умели возвеличивать при всяком случае прелесть края польского, образованность поляков, их великую заслугу в успехах изящной словесности; с теплотой прославляли мужество, непобедимость польских воинов, добродетель поляков, их врожденное дарование ко всему и т. п. Россия оставалась для учеников неизвестною, — зато история Польши была известна со всеми подробностями и они не сомневались в возрождении Польши на основании понятий, какия им внушались в школе. Оттого юноши не любили Россию, но обожали Польшу» (Сбитнев).
Таково было воспитание юношества Белоруссии, Холмской Малороссии и Литвы. Таково было воспитание русского юношества под верховным надзором русского правительства и в пределах русского государства… Диво ли, что на такой почве возник польский мятеж 30–31 гг. и 63 г.? Диво ли, что в нем участвовали сами ополяченные русские… А вот действительно диво, — куда же смотрели русския власти? Неужто все ослепли?..
Откуда все сие? Из русской слепоты, небрежности, размякности, непонимания и даже недобросовестности… Во главе высшей администрации стояли большею частью инородцы: немцы, шведы, швейцарцы, финны, французы, поляки… Русская аристократия была терпима… Всем знатным инородцам не было большой охоты и желания — быть особенно национальными. На польских панов они смотрели, как на свою братию и им сочувствовали и помогали. Либеральные русские аристократы смотрели на польских панов, как на бедненьких, завоеванных и порабощенных, — а потому постоянию твердили местным служащим русским в Польше:
— Ах, вы их не обижайте, не тесните, не оскорбляйте их самолюбия… Они и без того чувствуют унижение в своем положении побежденного… Это люди культурные, чувствительные…
Тоже говорило и высшее местное начальство, поставленное в Польше из русских. Наши русские поменьше, и в самом деле поверили, что поляки действительно культурнее и просвещеннее их, грубых русских и потому старались их не давить, т. е. делать всякия поблажки всем их незаконным и преступным действиям…
Поляки быстро это сметили и на всех просьбах у начальства все эти паны, ксендзы и проч. являлись такими несчастными, придавленными, покорными… Да кроме того, они сумели скоро и угодить многим русским…
Зато несчастное русское быдло отдувалось за все перед этими панами и ксендзами.
В религиозном отношении для малороссов и белоруссов наступил такой гнет, такого деспотизма они не испытывали никогда. Во все время подчинения Малороссии, Белоруссии и Литвы Польше все церковные книги велись на русском языке. Отныне, под владычеством родной России, церковные книги заводили по-польски. Русский разговорный язык был изгнан и все проповеди велись по-польски.
Но вот в западном крае отменено крепостное право. Хлопы освободились от панов. Хлопы вздохнули. Теперь они стали понимать, что и они похожи на людей. Многие из них решили избавиться и от опеки ксендзов. Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч униатов решили вновь воссоединиться с православною церковью. Но и тут они встретили препятствие. И, как бы вы думали, кто стал ставить это препятствие? Русския власти… В массовом переходе русских хлопов в православие русския власти опять усмотрели бунт и запрещали переходить в православие… Что это? Затмение умов, — или преступление…
Всякия возражения в этом отношении считались буйством против оскорбленных и угнетенных панов и ксендзов и, при малейшем намеке со стороны последних, немедленно подавлялись русской властью.
Личность русского — ничто. Это — быдло. Его красивая жена или дочь принадлежала больше пану, управляющему или ксендзу, чем мужу или отцу. Собственность и имущество принадлежали более жиду, управляющему и пану, чем хлопу и он его мог лишиться каждую минуту. Продажа семейств оптом и враздробь совершалась на глазах русской администрации, как нечто законное и неотъемлемое. По польским законам, пан имел право жизни над хлопом. По русским — это не дозволялось. Но обыкновенно русския власти не видели и не замечали, как польский пан убивал подлого русского хлопа.
Положение русских крестьян в 30–31 г.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!