Инкогнито. Тайная жизнь мозга - Дэйвид Иглмен

Но как определить, для кого риск рецидива высокий? Ведь детали судебного разбирательства не всегда четко указывают на проблемы, лежащие в основе преступления.

Есть стратегия, которая опирается на научный подход.

Давайте посмотрим, какие изменения произошли в вынесении приговоров лицам, совершившим преступления на сексуальной почве. Несколько лет назад исследователи начали опрашивать психиатров и работников комиссий по условно-досрочному освобождению, с какой вероятностью те или иные сексуальные правонарушители повторят свои действия после выхода из тюрьмы. И у психиатров, и у участников комиссий был опыт работы и конкретно с этими людьми, и с сотнями других, поэтому им нетрудно было предсказать, кто исправится, а кто вскоре вернется обратно.

Или трудно? Удивительно, но их прогноз практически не коррелировал с реальными событиями. Их точность не отличалась от результатов подбрасывания монетки. Этот результат ошеломил исследовательское сообщество: ведь предполагалось, что у специалистов, непосредственно работавших с правонарушителями, прекрасно отточена интуиция.

Чувство безысходности подтолкнуло исследователей применить статистический подход. Они проанализировали личности двадцати двух тысяч пятисот преступников, которые должны были выйти на свободу, по нескольким десяткам параметров: состояли ли те в отношениях больше одного года, сталкивались ли с сексуальным насилием в детстве, имеют ли наркозависимость, раскаялись ли в совершённом преступлении и так далее. В течение пяти лет после освобождения ученые следили за преступниками и отмечали, кто из них возвращался в тюрьму. В конце эксперимента они вычислили, какие факторы присутствовали у тех, кто повторно совершил преступление, и на основании полученных данных сформировали статистические таблицы для использования при вынесении приговоров. Согласно статистике, некоторые из правонарушителей выглядели совсем безнадежно, и их изолировали от общества на более длительный срок. Те, кто представлял угрозу для общества с меньшей вероятностью, получали меньший срок. Если сравнить достоверность прогноза при статистическом подходе с действиями психиатров и комиссий по условно-досрочному освобождению, то преимущество очевидно: числа торжествуют над интуицией. Сейчас такие вероятностные тесты используются для вынесения приговора в судах по всей стране.

Никогда нельзя знать наверняка, что будет делать человек после выхода из заключения, поскольку реальная жизнь слишком сложна. Однако числа способны рассказать гораздо больше, чем обычно ожидают люди. Одни преступники опаснее других, и, несмотря на внешнее обаяние, у них есть определенные общие схемы поведения. Приговор на основании статистического подхода имеет свои недостатки, но он лучше интуитивного и обеспечивает индивидуализацию приговоров взамен примитивных решений, которые судебная система предлагает сейчас. По мере введения научных методов — например, томографии мозга — качество прогнозов станет еще лучше. Ученые никогда не смогут абсолютно точно предсказать, кто совершит рецидив, поскольку это зависит от множества факторов, но нейронаука будет делать эти предположения все лучше[283].

Обратите внимание, что закон — даже в отсутствие детального нейробиологического знания — уже частично содержит мышление на перспективу: вспомните снисхождение для преступлений, совершаемых в состоянии аффекта, по сравнению с предумышленными убийствами. В первом случае рецидив произойдет с меньшей вероятностью, и приговоры это отражают.

Но здесь есть одна важная тонкость, о которой следует упомянуть. Не каждый человек с опухолью мозга пойдет стрелять по людям, и не все мужчины совершают преступления. Почему? Как мы увидим в следующей главе, причина в невообразимо сложных схемах взаимодействия генов и среды[284]. В результате человеческое поведение всегда остается непредсказуемым. А значит, когда обладатель какого-то мозга стоит перед судьей, судья не может разобраться в его истории. В чем причина более высокой предрасположенности к насилию: в нарушении внутриутробного развития, злоупотреблении алкоголем во время беременности, в насилии над ребенком, в высоком уровне тестостерона в утробе или в небольшом генетическом изменении? А если позднее ребенок подвергался воздействию ртути? Все эти факторы и сотни других взаимодействуют между собой, и в итоге попытка распутать их хитросплетения, чтобы определить виновность, оказалась бы бесплодной. Поэтому судебная система должна быть ориентированной на будущее — в первую очередь потому, что она больше не может надеяться на иное.

* * *

Кроме вынесения индивидуализированных приговоров, ориентированная на будущее судебная система позволит изменить взгляд на тюрьмы. Тюрьмы де-факто становятся учреждениями по охране психического здоровья. Но есть подходы и лучше.

Начнем с того, что судебная система с прицелом на будущее станет использовать биологическое понимание для индивидуализированного перевоспитания, рассматривая преступное поведение так же, как мы понимаем другие медицинские состояния: эпилепсию, шизофрению и депрессию — состояния, которые уже сейчас позволяют обращаться за помощью и получать ее. Эти и другие мозговые нарушения сегодня трактуются как биологические, а не дьявольские проблемы. Так что насчет других форм поведения, скажем, криминальных действий? Большинство законодателей и избирателей высказываются в пользу перевоспитания преступников вместо того, чтобы запихивать их в переполненные тюрьмы. Но здесь не хватает новых идей, как перевоспитывать.

И естественно, не следует забывать об ужасе, который по-прежнему живет в нашем массовом сознании: лоботомии. Лоботомию (первоначально именовавшуюся лейкотомией) разработал Эгаш Мониш[285], который решил, что преступникам можно помочь, залезая в их лобные доли скальпелем. Эта простая операция разрезает связи, идущие к префронтальной коре и от нее, что часто приводит к значительным изменениям личности и возможной умственной отсталости.

Мониш проверил свой метод на нескольких преступниках и, к своему удовлетворению, обнаружил, что тот утихомиривает людей. Фактически он полностью выравнивал их индивидуальности. Ученик Мониша Уолтер Фримен, замечая, что нехватка эффективных препаратов мешает стационарному уходу, видел в лоботомии удачное средство, чтобы избавить от лечения значительные группы населения и вернуть их к обычной жизни.