Пушкин - Иона Ризнич

а ввечеру на балах спрашивает, отчего у нее всегда шторы опущены.

«Не кокетничай с царем», – писал он Натали. Весной 1836 года предостерегал: «И про тебя, душа моя, идут кой-какие толки, которые не вполне доходят до меня, потому что мужья всегда последние в городе узнают про жен своих, однако же видно, что ты кого-то довела до такого отчаяния своим кокетством и жестокостью, что он завел себе в утешение гарем из театральных воспитанниц. Нехорошо, мой ангел: скромность есть лучшее украшение вашего пола». [132]

Анонимный пасквиль

«Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев в полном собрании своем, под председательством великого магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина[133], единогласно выбрали Александра Пушкина коадъютором[134] великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом ордена.

Непременный секретарь: граф I. Борх»[135].

Этот анонимный диплом был получен Пушкиным 4 ноября 1836 г.

Текст его не был оригинальным: подобные шутовские дипломы были довольно распространены в то время. Это было готовое клише, куда могли быть вставлены любые имена.

Пушкин от полученного патента пришел в ярость, что неудивительно, ведь пасквиль содержал намек не только на отношения Натали с Дантесом, но и на амурные связи царя Николая I: Пушкин выбирался в коадъютеры, то есть в помощники, к Нарышкину, чья супруга Марья Антоновна была в долголетней связи с покойным императором Александром I.

При этом еще несколько человек получили конверты, надписанные корявым почерком, в которые были вложены другие конверты, адресованные Пушкину. Одни вскрывали только первый конверт и везли второй поэту, другие, по оплошности, вскрывали оба. Во внутреннем конверте содержались копии такого же диплома ордена рогоносцев.

Вскрыл второй конверт и Михаил Виельгорский, музыкант, композитор и друг Пушкина, положивший на музыку многие его стихи. Он был до того возмущен грязным пасквилем, что решил отправить конверт в III Отделение.

Владимир Соллогуб вспоминал, что такое же письмо получила его тетя. Она велела позвать к себе племянника и сказала:

– Представь себе, какая странность! Я получила сегодня пакет на мое имя, распечатала и нашла в нем другое запечатанное письмо, с надписью: Александру Сергеевичу Пушкину. Что мне с этим делать?

Она вручила племяннику письмо, на котором было написано: «Александру Сергеевичу Пушкину». Недоумевая Соллогуб отправился к Пушкину и передал конверт адресату. Пушкин распечатал конверт и сказал:

– Я уже знаю, что такое; я такое письмо получил сегодня же от Елизаветы Михайловны Хитрово; это мерзость против жены моей. Впрочем, понимаете, что безымянным письмом я обижаться не могу. Если кто-нибудь сзади плюнет на мое платье, так это дело моего камердинера вычистить платье, а не мое. Жена моя – ангел, никакое подозрение коснуться ее не может.

В этот же день Пушкин послал вызов Дантесу. Барон Геккерн принял вызов за своего приемного сына, попросив отсрочки на две недели.

Кто был автором этого пасквиля?

Третье отделение жандармерии пыталось разыскать анонимщиков, но их усилия не дали результатов. Версий очень много: сам Геккерн, князья Гагарин и Долгоруков, граф Уваров, Идалия Полетика, враждовавшая с Пушкиным графиня Нессельроде и даже Александр Раевский – «злой гений» поэта.

Некоторые версии отпадали сразу. Так, к примеру, совершенно невозможно представить, чтобы солидный, серьезный Уваров, при всей своей неприязни к Пушкину, принялся сочинять столь нелепый и пошлый документ. Совершенно ясно, что сделал это человек недалекий и примитивный.

Друзья Пушкина считали, что это грязное письмо написали два высокородных шалопая – князья Гагарин и Долгорукий, которые также были дружны с Дантесом и Геккерном. Поводом к подозрению кн. Гагарина послужило то, что письма были писаны на бумаге одинакового формата с бумагой князя. Но такая же бумага использовалась и в некоторых посольствах, в том числе голландском.

В 1928 году была проведена экспертиза почерка на пасквиле. Тогда эксперт заключил, что пасквильные письма написаны собственноручно князем Петром Владимировичем Долгоруковым. Это мнение продержалось до 1974 года, когда новая экспертиза опровергла предыдущие выводы.

В 1987 году была проведена еще одна экспертиза пасквиля. Она установила следующее: диплом написан русским, поскольку есть буквы строго русского написания; автор его человек светский; анонимка написана не Гагариным и не Долгоруковым.

Есть и еще одна версия, что пасквиль написал Алексей Вульф – тот самый сосед Пушкина по псковской губернии, молодой человек, столь охотно и цинично постигавший «науку страсти нежной». Он и Пушкина воспринимал как циничного волокиту, а сам вполне мог ощущать обиду за сестру – Анну Вульф – соблазненную и покинутую.

Кто бы ни был автором этого злого и глупого письма, ни Дантесу, ни Геккерну дуэль была невыгодна. Геккерн пустил в ход все военные приемы и дипломатические хитрости. Он бросился к Жуковскому и Виельгорскому, чтобы уговорить их стать посредниками между ним и Пушкиным. Встречались они на квартире тетки Натальи Николаевны – Екатерины Ивановны Загряжской.

Геккерн объявил, будто сын признался ему в своей страстной любви к свояченице Пушкина, будто именно эта любовь заставляла его так часто посещать Пушкиных, а вовсе не страсть к Натали. Что, мол, Дантес скрывал свои чувства только потому, что боялся не получить отцовского согласия на такой ранний брак. Но теперь Геккерн позволяет сыну жениться!

Казалось, что все улаживается как нельзя лучше: стреляться Пушкину было уже не из-за чего, а в городе все могли понять, что француз женится из трусости.

Наталью Николаевну это неожиданное сватовство поразило еще сильнее мужа. Она слишком хорошо видела всю фальшь этого поступка и ужасалась горькой участи, ожидавшей ее сестру.

Влюбленная в Дантеса Екатерина Николаевна до этого полагала, что ей суждено любить безнадежно, и потому, как в волшебном чаду, выслушала официальное предложение, переданное ей тетушкою, боясь поверить выпадавшему ей на долю счастью. Тщетно пыталась сестра открыть ей глаза на хитросплетенную интригу и рисуя ей картину семейной жизни, где с первого шага любящая, но не любимая Екатерина Николаевна должна будет бороться с равнодушием мужа.

На все доводы Екатерина твердила одно:

– Сила моего чувства к нему так велика, что, рано или поздно, она покорит его сердце, а перед этим блаженством страдание не страшит!

Наконец, чтобы покончить с напрасными увещеваниями, одинаково тяжелыми для обеих, Екатерина Николаевна не задумалась упрекнуть сестру в скрытой ревности.

– Вся суть в том, что ты не хочешь, ты боишься его мне уступить, – запальчиво бросила она ей в лицо.

Краска негодования разлилась по лицу Натальи Николаевны:

– Ты сама не веришь своим словам, Катерина! Ухаживание Геккерна