Правда, которую мы сжигаем - Джей Монти

всех сил, коля дрова для этого гребаного костра, который нам предстояло развести. Сидим сложа руки, как будто все вернулось на круги своя и все в порядке.

Как будто мы вернулись в старшую школу, делая это каждые выходные, просто чтобы скоротать время, как будто наша жизнь не изменилась с тех пор.

— Я не в настроении, — ворчу я, поднимая бревна и бросая их в яму. — Мне просто нужно выпустить пар. Ожидание и возня с большими пальцами, по-видимому, только беспокоят меня.

— Это неправда, и ты это знаешь, — встревает Алистер, вставая со своего места. — Мы хотим насадить его голову на пику так же сильно, как и ты. Перестань вести себя так, будто мы этого не делаем.

Я провожу рукой по влажным волосам и отрицательно качаю головой.

— Тогда почему мы не говорили об этом? Думал о плане? Ни разу с тех пор, как Тэтчер резал Грега на мелкие кусочки. Прошло два месяца, и перерыв закончился. Два гребаных месяца, Алистер.

Мой гнев закипает до предела, достигает предела возможностей и готов взорваться на ближайшей цели. Внутри меня происходит слишком много всего. Слишком много вещей, которые в последнее время приводили меня в ярость.

— Или ты был слишком занят, засунув голову в киску Браяр, чтобы заметить?

Три секунды.

Это все, что требуется, прежде чем один из моих лучших друзей оказывается передо мной, его рост чуть больше моего, вероятно, заставляет его чувствовать себя выше, так близко друг к другу, что наши груди сотрясаются от силы.

Я перешел черту. Я знал, что делал, когда говорил это, и это именно то, чего я хотел. Чтобы он что-то сделал, ударил меня в живот или ударил меня по лицу. Я хочу это. Мне это нужно прямо сейчас.

— Следи за своим гребаным ртом, Рук. Я предупреждаю тебя, — он кипит, карие глаза приобретают невозможный оттенок черного. — Я не раскачиваю твое дерьмо, потому что я знаю, что мы все на взводе из-за этого, и я держу пари, что часть тебя хочет, чтобы я это сделал. Не думай, что тебя больше волнует справедливость для Роуз, чем меня.

Я сжимаю челюсть, кладу руки ему на грудь и толкаю его назад с такой силой, что он спотыкается.

— Перестань пытаться контролировать все на микроуровне. Меня реально тошнит от твоих приказов, Колдуэлл.

Во мне бурлит вихрь эмоций, слишком много, чтобы их контролировать. Я не силен в этом, держать все в страхе и под крышкой. Я существо взрыва и низкого импульса. Я не могу продолжать это. Этого всего становится слишком чертовски много.

— Ты уверен, что злишься на меня? Или ты устал быть тряпкой своего отца?

Плотина внутри меня рушится. Он трескается прямо посередине, и весь мой безудержный гнев вырывается наружу, готовый нанести ущерб всему, что встречается на моем пути.

Я бросаюсь на него, обвивая руками его талию и утыкаясь плечом ему в живот. Из его рта вырывается поток воздуха, когда я вбиваю его в землю и швыряю наши тела в ледяной снег.

Холод впивается в мою обнаженную кожу, когда Алистер использует свой вес, чтобы перекатить нас. Заживляющие порезы на моей спине жалят болью, когда он прижимает меня к земле. Мы кувыркаемся друг с другом.

Но он еще не нанес мне ни единого удара, что только усугубляет ситуацию. Я хочу, чтобы он причинил мне боль. Мне это нужно прямо сейчас.

— Рук, — хмыкает он, но я просто продолжаю, толкая его тело, и мой кулак наносит первый сильный удар ему по ребрам.

Я подвел свою мать, а теперь я подвожу Рози. Я подвожу Сайласа.

Почему я не могу просто помочь тем, кто мне дорог? Почему я не могу их сохранить?

С каждым днем Сайлас ускользает все дальше и дальше, а мне остается только наблюдать. Неважно, сколько раз я говорю ему принять лекарства, он все равно ускользает от меня, и это чертовски убивает меня.

Они все…

Покидают меня.

— Рук! — на этот раз говорит он громче, и обеими руками он хватает меня за плечи и поднимает со снега, прежде чем швырнуть обратно. Мое тело содрогается, кости гремят внутри меня, а голова отскакивает от твердой земли.

— А, — я кашляю, чувствуя, как мои порезы начинают открываться, струйки крови и растаявшего снега стекают по моей спине. Эти порезы были сделаны всего несколько дней назад, и теперь они заживают дольше.

Одна большая рука хватает меня сзади за шею и тянет вперед. Моя голова упирается ему в грудь, и он держит меня там. Мое тело жесткое и напряженное. Я борюсь с его хваткой, но он только усиливает ее.

— Черт побери! — я рычу.

Перед тем, как добраться до Пика, я остановился на заправке, чтобы купить жидкость для зажигалок, и у этого чудовищного мудака Фрэнка Донахью хватило наглости заговорить со мной в очереди. Спрашивать, хорошо ли идут дела в колледже, имея совесть бормотать имя Сайласа в связи с тем, как у него дела.

Все, что я мог представить, это вырвать его язык прямо изо рта за то, что он даже подумал о Сайласе или Роуз. Я никогда раньше не практиковал самоконтроль, и было почти невозможно уйти, не взорвав бензоколонку с ним внутри.

Это была вишенка на дерьмовом торте.

Я больше не могу этого терпеть.

Я не могу больше ждать.

— Я понимаю. Я знаю, что ты чувствуешь, — бормочет он. — Я тоже скучаю по ней. Я знаю, кажется, что мы ничего не делаем и просто позволяем этому куску дерьма беззаботно разгуливать, но у нас будет время. Его время придет, я обещаю тебе, Рук.

За те годы, что я знала Алистера, он ни разу не нарушил данного мне обещания. Всегда.

Даже когда я подходил к нему и просил его сильно надавить на меня на ринге, когда мы спарринговали. Первые несколько раз на матах я мог сказать, что он относился ко мне полегче, а я этого не хотел.

Мне это было не нужно.

И он был первым, кто это заметил. Тот, кто знал, что мне нужно, это боль и наказание, чтобы пережить дни. Особенно сейчас, неважно, сколько ударов я принимаю, мне не остановить постоянное чувство вины, которое переполняет мой организм каждый момент, когда я жив, а она нет.

Алистер, кажется, всегда знает, что кому нужно.