Пэлем Гренвилл Вудхаус. О пользе оптимизма - Александр Ливергант

Вот откуда депрессия. С Вудхаусом произошло худшее, что только бывает с писателем: ему нечего писать, он подолгу просиживает над чистым листом бумаги, сюжет у него «не придумывается», к читателю, с которым он всегда раньше умел найти общий язык, с которым у него была тесная связь, он относится теперь «с пренебрежением и отвращением». Мир переменился, а Вудхаус со своими вустерами, дживсами и псмитами остался в двадцатых – тридцатых годах; писать что-то новое он не собирается – не умеет и не хочет. Он отстал от жизни, и при этом вовсе не стремится ее догнать. Пишет (если пишет) в своей прежней излюбленной манере. «У свиней есть крылья» (1952) – очередной бландингский роман, где действуют наши старые знакомые: лорд Эмсворт, его младший брат Галахад, суровая и коварная леди Констанс и, конечно же, величественная Императрица. На Шропширской ярмарке она претендует уже на третий подряд приз – на этот раз в номинации «Тучная свиноматка»…

2

Вышел Вудхаус из депрессии благодаря двум самым близким людям – Этель и Уильяму Таунэнду. В мае 1952 года Этель покупает дом. И, как Плам и хотел, – на Лонг-Айленде, в городке Ремсенберг, на Баскет-Нек-Лейн, вблизи от океана и, главное, всего в двух милях от Болтонов. Здесь Вудхаусы проживут всю оставшуюся жизнь, почти четверть века, в сельской тиши, вдали от людей, от политики, от всего, кроме литературы. Вот что значит любить мужа! И домашних животных тоже: в бунгало Вудхаусов, этом Ноевом ковчеге, нашлось место для двух собак (старой гончей Билла и пекинеса Пищалки), двух морских свинок и двух котят; число котят со временем будет расти, причем в геометрической прогрессии.

Если Этель придумала, как Вудхаусу лучше и дольше жить, то Уильям Таунэнд – что ему писать. Писать что-то новое никакой необходимости, впрочем, не было. Таунэнд предложил другу издать их с Вудхаусом переписку за пятьдесят с лишним лет тесной дружбы. Идея Пламу понравилась, переписка могла бы заменить автобиографию, на которую Вудхаус по скромности никак не мог решиться; «За семьдесят» – не в счет. Имелось наготове и название – «Дрессированная блоха»; Вудхаус не забыл, как назвал его в 1941 году в открытом письме в газету собрат по перу Шон О’Кейси:

«Если у Англии осталось еще хоть какое-то достоинство, хоть какой-то литературный вкус, она навсегда забудет жалкое кривляние своей дрессированной блохи».

Так вот, чтобы Англия не забыла «жалкое кривляние своей дрессированной блохи», этот проект – «книга писем», как назвал его Таунэнд, – и родился.

Таунэнд преследовал, в основном, две цели, между собой никак не связанные. Во-первых, продемонстрировать читателю этого совместного эпистолярного наследия отрешенность от жизни своего талантливого, но такого наивного и простодушного (а значит, ни в чем не повинного) друга. И, во-вторых, показать и свою роль – мудрого наставника и доброжелателя, а также маститого литератора. «Дрессированная блоха» могла бы стать отличным подспорьем и для Вудхауса, чья репутация была изрядно подпорчена берлинским инцидентом, и для его, Таунэнда, довольно невыразительного творчества.

Казалось бы, чего проще: собрать всю переписку, хорошенько ее «перетряхнуть», отбросив всё малоинтересное, – и отдать в печать. Но тут-то между соавторами и возникли разногласия.

Таунэнд видел переписку строго научным изданием с предисловием, аннотацией и дотошным комментарием; переписку «без изъятий и сокращений». Вудхаус же представлял себе «книгу писем», прежде всего, произведением художественным.

«Мы совершенно не обязаны приводить письма в том виде, в каком они писались, – возражал он другу. – Мы можем выдумывать сколько душе угодно».

Таунэнд посчитал необходимым поместить в этот том и все пять берлинских радиопередач, и открытые письма в английские газеты летом 1941 года. Пусть, рассуждал он, читатель увидит, сколь несправедливы, предвзяты оппоненты Вудхауса. И на этот счет Вудхаус тоже придерживался иного мнения:

«Не могу же я выглядеть совершенно невиновным, напрасно обиженным существом, – пишет он Таунэнду 3 марта 1952 года. – Я ведь действительно вел во время войны передачи из Германии. Верно, нашлись болваны, которые сочли эти выступления антибританской пропагандой, но ведь это вовсе не значит, что моей вины тут нет…»

Такое, столь откровенное признание писатель, кстати говоря, делает едва ли не впервые.

А спустя две недели, вспомнив, видимо, советы Маггериджа и Кассена «не высовываться», добавляет:

«Всё, что касается моих берлинских промахов, должно быть тщательно отредактировано… Я не хочу выглядеть в печати человеком, который ищет у читателя сочувствия. Я хочу, чтобы меня воспринимали беспристрастным, безмятежным».

Еще через месяц, когда том переписки уже был собран и разросся до 600 страниц, Вудхаус пишет Таунэнду, что ни под каким видом не хочет, чтобы у читателя возникло впечатление, будто он, Вудхаус, боится своего читателя потерять. Не хочет он также, чтобы читатель стал свидетелем его надежд и страхов, и решил, что Вудхаус не уверен в своем будущем; чтобы он, иными словами, Вудхауса пожалел. То, что я пишу тебе, убеждает Вудхаус друга, вовсе не рассчитано на посторонний взгляд.

В то же время Плам соглашается с Таунэндом: не следует бояться ворошить прошлое, и поэтому в том, чтобы поместить в «Блоху» радиопередачи, большой беды не видит. Главное – чтобы письма развлекали, читались весело.

«Я хочу, чтобы читатель сказал: “Старый добрый Вудхаус! Какой же у него легкий, чудесный нрав! Все эти жалкие людишки пишут о нем всякие гадости, а он держится отменно и шутит напропалую…” Наша с тобой цель – развлечь читателя, главное, чтобы ему было интересно и весело» (Уильяму Таунэнду, 6 мая 1952).

В конечном счете книга получилась совершенно не такой, какой задумал ее Таунэнд. Вудхаус и не думает оправдываться, тон его писем, причем во многих случаях видоизмененных, беззаботен и весел. И в книге отсутствуют радиопередачи; Вудхаус изъял их в самый последний момент, когда в июле 1953 года сел читать корректуру: «Кое-что из сказанного в радиопередачах повергло меня в ужас».

Как бы то ни было, после выхода «Дрессированной блохи» 9 октября 1953 года[86], после многочисленных восторженных рецензий («превосходное исполнение», «уморительно смешно», «остроумно и проницательно») и успеха у читателей (до Рождества продано почти 5000 экземпляров), Вудхаус воспрянул.

Он опять нарасхват. Примерно в это же время в нью-йоркском издательстве «Simon & Schuster» выходит еще один результат совместного творчества – на этот раз с Болтоном: скандальные театральные мемуары «Приводите девочек», о которых мы уже вскользь упоминали. Малькольм Маггеридж, ставший в начале пятидесятых главным редактором «Punch», заказывает писателю авторскую рубрику «Это – Нью-Йорк»; нечто подобное, первый раз вернувшись из Америки, юный Вудхаус уже писал в «Punch». Тогда, полвека назад, рубрика, напомним, называлась «Светские новости из Штатов. Строго по секрету». В Англии роман «У свиней есть крылья» продается, как горячие пирожки: 25 000 экземпляров, и это только до конца 1953 года. «Не позвать ли нам Дживса?» покупает «Simon & Schuster». В «Penguin Books», в мягкой обложке, общим тиражом миллион экземпляров, выходит нечто вроде собрания сочинений Вудхауса, его романы на все вкусы: «Неподражаемый Дживс», «Дживс, вы гений!», «Фамильная честь Вустеров», «Положитесь на Псмита», «Большие деньги».