Звонок из Мемфиса - Андрей Коротаев

На корме на корточках сидел древний универсальный андроид. Его силиконовая кожа истрепалась, он имел устрашающий вид зомби.

–Японский, он у меня за кока, младшего помощника, кассира, матроса, и, главное, не ломается, паршивец. Пойдемте, он еще успеет вас напугать. Где ваши вещи?

–Мы налегке,– за всех ответил Чел.

–Выбирайте номера, кому какой нравится. Интернет, простите, платный. Обед через полчаса. Ужин тогда, когда я есть захочу. А есть я хочу всегда,– Папо грузно захохотал.

Путешественники прошлись по каютам второй жилой палубы и выбрали наиболее комфортные – у кормы: большие, с выходом на просторную веранду. Во время пробежки по дебаркадеру Игорь прикрепил бинди на лоб капитана.

–Вечно ты со своими знаками,– буркнул Папо, недовольный вживлением чипа.

И, обратившись к Карениной, спросил:

–Сейчас отчаливаем?

Анна задумалась:

–Позже решим. Пока побудем на месте!

–И то дело!– обрадовался капитан.– У меня со стабилизаторами проблемы. Чел, я могу вызвать аварийку? Бюджет позволяет? А то с места не тронемся.

–Бюджет позволяет,– вмешалась Анна.– Делайте все необходимое.

–Почему у вашего судна такое название?– поинтересовался Алексей.

Папо грустно ответил:

–Моя мама – Андромеда!

Увидев печальную улыбку капитана, никто не решился вторгаться в его личную жизнь. Папо удалился отдать команды по ремонту судна. Каренина перечислила капитану значительную сумму на расходы. Гости расселись на палубе под навесом. Алексей повторил вопрос, на который капитан не ответил.

–Он сирота. Верит, что найдет родителей,– сообщил Игорь то, что знал о Папо.

–Я тоже сирота. В смысле, из пробирки. Но у меня нет такого чувства,– удивилась девушка.

–Наверное, капитан слишком сентиментален. Андромеда освещает ему путь,– предположил Чел.

–А тебе что освещает путь?– спросила Каренина.

–Я иду с фонариком.

–И я,– одновременно ответили Алексей с Анной.

Из корабельных динамиков раздался крепкий, нетерпеливый глас:

–Свистать всех на вино и обед!

–Идите за мной: я покажу столовую, или, по-морскому, камбуз,– сказал Чел.

У входа в чистом поварском халате и колпаке стоял сам Папо, кланяясь каждому гостю:

–Добро пожаловать в нашу жратвельню! Жрать можно все. Все, что жрать нельзя, я уже съел! Пока обедаем, корабль будет готов к старту.

На большом столе, накрытом хрустящей белой скатертью, стояли отполированные Куросавой тарелки из дорогого именного сервиза некогда известного писателя Виктора П. с изречениями и цитатами из его книг. Эти тарелки имели свойство болтать во время еды, цитируя прозаика, ругательные рецензии на него, сочиненные рядом стоящей кофемашиной. Такое посудомнение было модным среди моряков дальнего плавания полсотни лет назад. Сервизы прекрасно ориентировались в свежих анекдотах и литературе, заполняя трепом неловкие паузы или разбавляя разговоры.

Когда гости расселись, капитан, сняв поварской колпак, сел вместе с ними.

–Куросава! Водки и селедки для разогрева дискуссии.

Андроид торжественно вынес тяжелый запотевший графин и поставил его в центр стола.

–Я не буду,– сразу запротестовала Анна.

–Дамам отставить и оставить!– рявкнул капитан.

Стопки, стоявшие перед гостями, громко, хрустально засмеялись.

Графин аккуратно зазвенел колпачком, требуя уважения и внимания к капитану. Папо взглянул на него с благодарностью, хотя хорошо знал подхалимскую натуру графина. Подняв хрустальный сосуд и налив водки во все двенадцать стопок, капитан поднял рюмку, произнеся тост:

–Друзья мои! Растаманы,– он слегка поклонился Челу,– пираты!– он подмигнул спецагентам.– Позвольте начать наш праздничный обед с тоста. За вас, кто влил в мой фрегат это горючее.

Папо последовательно выпил все двенадцать стопок, заел поднесенным Куросавой вареным картофелем и балтийской сельдью пряного посола.

–Теперь, друзья мои, можно начинать.

Гости так засмотрелись на театральную постановку капитана, что не обратили внимания на тарелки с закусками.

–Первая подача – салат русский!– торжественно объявила фарфоровая улитка, которая традиционно считалась распорядительницей стола.– Листья салата, политые подсолнечным маслом, посыпанные семенами подсолнечника с подсоленным и поджаренным ржаным хлебом с майонезом. Объявляется второй тост: «За гостей!».

–Вот это дело,– обрадовался Папо, сам налил себе из графина три рюмки.

Улитка переместила глаза назад – туда, где сидел капитан.

–Ну, можно выпить ведро. Ну, два! Но зачем напиваться, как лошадь?– Папо загоготал во весь голос.

Чел дрогнул и тоже налил себе рюмку. Каренина взглянула на него с тревогой.

–Чуть-чуть,– успокоил ее Игорь.

–Лиха беда начало.

Сычев покраснел.

–Вторая подача – утиная печень сибирского шипохвоста с майонезом. Подстрелена капитаном. Двенадцать уток за один выстрел!

–Ну уж ты приврала,– довольно заметил Папо.

–Чуть-чуть…– мягко возразила улитка и добавила, угадав желание капитана хорошенько надраться: – Третий тост – за хозяина!

Алексей потянулся за стопкой, но, вставая, задел локтем блюдце. Оно ойкнуло, упав со стола, и со звоном разбилось.

–Что? Кто? Кого на этот раз?– загудели тарелки.

–Перекличка!– объявила улитка.

–Маня! Фрося! Николавна! Матвевна! Милки нет! Милка разбилась… Вы, товарищ, такой неаккуратный. Нас и так полсервиза осталось, а теперь-то Милку… Она такая молчунья была: смиренная, покладистая, умная, тихоня…

–Верующая,– добавил графин.

–Простите…– только нашелся, что ответить, Алексей.

–Бог простит. Давай, Леха, за Милку! Дура дурой, а жаль бабу,– Капитан чокнулся с Сычевым, выпив одну за другой три рюмки.

–Хороша водка! Чистая радость. А, вспомнил. Вы должны увидеть мою коллекцию водочных бутылок. Спас, можно сказать, от забвения. Нашел на айсберге, и, что поразительно, одна поллитровочка «Батька Махно» 1995 года была полна-полнехонька, хоть я ее тут же и приговорил. Предлагал тару музеям, не берут, но и выбросить не могу. Память о народе. М-да…– Капитан задумался о судьбах нации, но тут же стряхнул лишние, тяжелые мысли. Да… Куросава, похорони покойницу! Только не за борт, а то потом огребу за твои фокусы.

–Третья подача!– торжественно объявила улитка.– Французский суп буйабес. Подается с хрустящими солеными хлебцами, сыром и…

–Забыла, старая,– хихикнула одна из тарелок.