Обет молчания - Андрей Ильин

С таким лицом выбраться нормальным транспортом нечего было и думать. Никакой грим не поможет! Плюс теперь мои враги имели мой фотопортрет, плюс мои искалеченные руки, плюс хромота, плюс… Плюс да плюс, а в результате один безнадежно огромный минус. Законы арифметики здесь срабатывают не всегда. Много дорог ведет из ловушки, но все они для меня закрыты.

По меньшей мере месяц нужен мне, чтобы заживить раны и приобрести человеческий вид. Имею я этот месяц? Нет! Имею надежное и более или менее стерильное (не сидеть же мне с открытыми ранами где-нибудь в земляной норе!) убежище? Нет! Есть человек, который будет четыре недели носить мне еду? Опять нет! Нет. Нет. Нет. Хочешь не хочешь, выбираться надо сейчас!

Я опять перебрал в уме транспорт. Отбросил самолеты, поезда, автобусы, попутки, конные экипажи и вьючных верблюдов. Вынужденно отказался даже от беспроигрышных до последнего провала товарняков. Больше ехать было не на чем. Впору, взмахнув руками, пристроиться к улетающей в дальние края птичьей стае. В дальние… Интересная мысль.

Но, опять-таки, на чем? На чем?? Да на себе же! Если нельзя уехать, уплыть, улететь, значит надо уйти! Пешком! Куда проще. Вот тебе ноги, вот дорога. А чтобы не вызвать ненужного подозрения своей одиноко бредущей вдоль обочин автострад фигурой, я должен пойти там, где они менее всего ожидают. Новый вопрос. Какие дороги они пасут менее всего? Ну конечно ведущие в противоположную от желаемого мною направления. Дороги, ведущие вглубь контролируемой ими территории! Так?

Так-то конечно так, но ведут они, в конечном итоге, в тупик! В границу!

Ой ли? — не согласился я сам с собой. Почему тупик? Граница что, море, которое нельзя переплыть? Горы, которые не одолеть? Пропасть, которую невозможно перепрыгнуть? Разве она физическая величина? Нет, просто линия, прочерченная на карте. Воображаемое препятствие. Почему птицы, мураши, животные могут свободно ползать, летать и скакать туда-сюда, а я нет? Потому что нельзя? Потому что они не знают что нельзя, а я знаю?

Я нарушу закон? Да вся моя работа сплошное нарушение всех писаных и неписаных законов. Чего я боюсь? Что меня застрелит пограничник? Так он хоть «Стой, кто идет!» закричит, предупредительный выстрел сделает. А задержись я здесь лишний денек, пристрелят просто, без окриков и предупреждений. Это дай бог, если только пристрелят, а не изрежут на ремешки или не сварят на медленном огне после того, что я тут натворил.

Нет, пусть лучше меня угробит наш отличник боевой и политической подготовки, верный присяге и долгу защитник отечества. Не так обидно будет.

Решено. Ухожу через границу!

Два дня отвел себе на поправку здоровья, чтобы, как минимум, иметь возможность надеть на себя одежду. По понятным причинам ни в аптеку, ни в больницу я обратиться не мог. Пришлось обходиться подручными средствами.

Забравшись в заросли небольшого, возле городской свалки, леса, я из длинной палки и куска медной проволоки изготовил небольшой аркан и за полтора часа активной охоты отловил двух бездомных собак. Привязав их рядом и дав привыкнуть к себе, я разделся и лег на подстеленную одежду. Ведомые инстинктом собаки, почуявшие запах крови и подгнивающей кое-где плоти, потекли слюной и стали жадно и безотрывно лизать мое тело. Сжав зубы я терпел боль. Главное, чтобы дворняги выскребли всю заразу из ран, продезинфицировали их слюной. Говорят, некоторые страждущие вылечивали таким образом экзему. Не панацея, конечно, но лучше чем ничего.

Отходив день голым, я подсушил вылизанные собаками раны, облачился в отстиранную от крови с помощью песка и золы, одежду и двинулся в сторону границы. Шел только ночами, стараясь как можно дальше держаться от жилья. Днями укрывался в убежищах. Пил где придется, ел что бог подаст.

В непосредственной близости от границы залег ненадолго. Изо дня в день я наблюдал, выискивая дырку в пограничной обороне, вычислял секретки, узнавал маршруты пограничных отрядов, время пересменок и многое другое.

В одну из ночей я пересек государственную границу. Контрольно-следовую полосу я прошел нацепив на ноги муляж лошадиных копыт, вырезанных из куска дерева. Маскировался не столько для себя, сколько для тренировки следопытского глаза пограничников. Пусть голову поломают. поищут дырки в обороне. Глядишь и сообразят. По чужой территории мне предстояло пройти более пятисот километров! Ситуация осложнялась тем, что кроме нескольких расхожих фраз, языка я не знал и не имел привычной для глаза местного жителя одежды. Значит опять вынужденные и потенциально опасные ночные переходы! Идти ежеминутно рискуя напороться на минное поле, засаду или забраться в топографический тупик. И все же идти! Рубикон, на сей раз имеющий вид полосатого пограничного столба, перейден. И, значит, только вперед!

На шестые сутки, под самое утро, я напоролся на засаду. Пестро одетый бородатый душман, возникший словно из-под земли, недвусмысленно повел стволом и что-то крикнул на своем языке. Не надо было обладать способностями ученого-языковеда, чтобы понять, что через мгновение, если я не подниму руки, он будет стрелять!

Я вступать в дискуссии не стал и резво задрал ладони.

— Поди сюда, — кивнул головой душман.

Медленно, стараясь не вспугнуть его резким движением, я пошел в его сторону. Стрелять скорее всего он не станет. Кто перед ним — замызганный, худой как церковная крыса незнакомец. Чего такого бояться? Пусть так и думает. А я пока осмотрюсь.

Склон вверх — чист. Вниз — тоже. Засада — небольшая, обложенная мешками с землей яма, прикрытая от посторонних взглядов естественного происхождения валунами. Типичный НП. На бруствере автомат, под мешками гранаты. Судя по архитектуре убежища, население его два-три человека.

Если они, подзывая меня, просто развлекаются, есть шанс проскочить, изображая глухонемого бродягу. Если честно исполняют службу, значит при обыске отыщут пистолет и разговор пойдет другой. Тогда что? Принять бой? Но три настороженных автоматных ствола против одного пистолетного? Кисло! Все равно что лезть с копьем на броневик. Разные весовые категории. Я пас! Значит обыска не должно быть. Чего бы это ни стоило!

Заискивающе улыбаясь, мыча и дергая головой, я пошел к убежищу. Судя по тому, что душман приопустил дуло автомата, мое представление прошло с успехом. Противника во мне не признавали. Со дна ямы поднялся еще один любопытствующий боевик. Он что-то сказал первому и оба засмеялись.

Да, вот такой я забавный, неуклюжий, в грязной одежде с чужого плеча — типичный деревенский дурачок. Зачем я вам? Что от меня можно добиться? Говорить — только время тратить. Пришел неизвестно откуда и уйду неизвестно куда. Бросовый я человечек с какой стороны ни зайди. Ну так и бросьте меня!

Однако дело приняло дурной оборот. Один из автоматчиков поманил меня рукой. Я, выпучивая глаза и пуская слюну полуоткрытым ртом, талантливо изображал непонимание. Боевик повел автоматом. Такой жест, будь я даже трижды дураком, не понять было нельзя. Я приблизился.

На дне убежища, закутавшись в спальник, спал третий человек. Значит трое!