Первая мировая в 211 эпизодах - Петер Энглунд

Все от души хохотали, ведь и исполнители, и публика уже изрядно выпили. Так что нетрудно себе представить взрыв веселья, заполнивший собой маленький зальчик, когда на сцене появился Литтауэр в роли жирной, размалеванной мамаши борделя. Он запел песенку, известную по посещениям борделей в Петрограде в свой летний отпуск: “Сумские гусары нежно называют меня тетушкой… ”

Представление имело грандиозный успех.

Позже, этим же вечером, во время легкого ужина в импровизированной офицерской столовой, все попросили da capo. Литтауэр со своими товарищами по ревю заново исполнил многие из этих песенок. А за окном лежали сугробы снега.

81.

Среда, 22 декабря 1915 года

Эдуард Мосли и свист пуль

Вечер. Он лежит без сна в убежище, надежно укутанный в свой спальный мешок “барберри”. Единственное, что освещает это темное помещение без окон, — стеариновая свеча; она одиноко стоит в маленькой земляной нише, отбрасывая тень, разрезающую пол и потолок. Эдуард Мосли смотрит на дверь, обложенную мешками с песком. Видит запас боеприпасов. Видит винтовки. Видит бинокль. Видит полевой телефон. Видит стену с отметинами от осколков снарядов. Видит пальмовые ветви: они срезаны и свисают вниз. Воздух холодный. Безветренно.

Именно в этот вечер в Эль-Куте все приведено в боевую готовность. Опасаются нового ночного нападения турок, так что батарея Мосли из 18-фунтовых полевых пушек, окопавшаяся в роще финиковых пальм, должна будет открыть заградительный огонь. Во тьме то и дело трещит пулемет, иногда раздается резкий хлопок, когда пуля попадала в стену за его головой. Он начал служить в корпусе в Месопотамии меньше месяца назад, и азарт битвы по-прежнему будоражит его. Как и свист пуль. Он записывает в своем дневнике:

Ночь прошла спокойно. В какой-то момент османский пулеметный огонь усилился. Мосли выбрался из своего теплого спального мешка и пошел посмотреть, что там. Ничего особенного не случилось, убило еще нескольких лошадей, ранило конюха-индуса, а с пальмовых ветвей срезало листья.

♦

В тот же день Флоренс Фармборо, вернувшись из увольнения, пишет в дневнике:

82.

Рождество 1915 года

Паоло Монелли получает боевое крещение на горе Панаротта

Вот теперь пора. Боевое крещение. В полночь они на марше. По снегу тянется длинная цепь солдат и навьюченных мулов. Во время марша Паоло Монелли размышляет о двух вещах. Первое — дом. Второе — как он рад, что в будущем сможет рассказать о том, что переживает сейчас. Холодно, в небе ни облака, виднеются бледные звезды. Снег искрится при свете луны. Только слышится скрип кованых башмаков на льду, дребезжание пустых походных котелков, редкие ругательства да короткий приглушенный разговор. Через шесть часов они добираются до безлюдной, разоренной австрийской деревни. Днем они отдохнут, а с наступлением темноты внезапно атакуют австрийский дозор на горе Панаротта.

Паоло Монелли родился в Фьорано-Моденесе, на севере Италии. Сперва было решено, что он станет военным, но вместо этого он начал изучать юриспруденцию в университете Болоньи. Там родилась его страсть к писательству, а также проявился интерес к скалолазанию и зимним видам спорта. Во время учебы в университете он написал ряд статей на эти темы, опубликованных в местной ежедневной газете “Il Resto del Carlino”. Когда в мае этого года Италия объявила войну Австро-Венгрии, он, как и другие студенты, без колебаний записался в добровольцы. Для Монелли этот поступок был больше чем просто жест: как единственный сын в семье, он имел законное право отказаться от военной службы. Но он тщательно скрывал этот факт. И как опытный скалолаз, смог вступить в ряды Alpini, альпийских стрелков, элиты итальянской пехоты. В июне его отправили в Беллуно.

Однако в самый последний момент Монелли охватили сомнения. В то утро, когда он должен был отправиться в путь, он проснулся от стука в окно и внезапно ощутил прилив страха. Он вспоминал потом, что его состояние было сродни похмелью, когда засыпаешь в пьяной, беспечной эйфории, а просыпаешься с чувством глухого, обремененного думами раскаяния. (Девушка, с которой он провел вечер, плакала, но он не воспринял ее слезы всерьез.) В его голове пронеслись мрачные картины ожидавших его страданий, — больших и помельче. То есть он нисколько не сомневался, что надо ехать, но не очень понимал зачем. “Разве я испытываю тяготы своей праздной мирной жизни и потому меня влекут рискованные приключения в горах? Или просто не могу смириться с мыслью о том, что я не буду участвовать в событиях, о которых потом расскажут другие? А может, это смиренная, искренняя любовь к своей стране заставляет меня так охотно принять условия военной жизни?” И он вспоминает, каким холодным было то раннее утро, когда он все-таки отправился в путь.

Сомнения вскоре сменились возбуждением. Он сам же описывал “сладострастное чувство пустоты — гордость здоровой молодежи — напряженность ожиданий”. Но прежде он почти не видел войны и уж вовсе не переживал ее лично. (Впервые услышав отдаленные выстрелы из винтовок, он сравнивал эти звуки со стуком бильярдных шаров.) С фотографии на нас смотрит стройный молодой человек с покатыми плечами, темной густой шевелюрой, глубоко посаженными глазами, излучающими любопытство, с чувственным ртом и ямочкой на подбородке. Он выглядит моложе своих двадцати четырех лет. В кармане он носит миниатюрное издание “Божественной комедии” Данте.

Монелли проводит этот день в белом домике: здесь есть спальня в стиле рококо, и он прилег отдохнуть на низенькую кушетку. Но ему трудно уснуть. Может, мешает топот солдат по деревянной лестнице, а может, он слишком занят мыслями о предстоящей операции. Позднее они начинают планировать вечернее наступление. Дело, прямо сказать, непростое. Никто не знает в точности, как добраться до этого самого дозора, и, склонившись над картой, они даже не могут найти свои собственные позиции.

В девять часов вечера они строятся и отправляются в путь. Холодно, в небе видны звезды. Они входят в густой лес. Их охватывает волнение. Скрип ботинок по насту чудится им грохотом, который может их выдать. Монелли чувствует, что проголодался. И тут прозвучал одиночный выстрел “та-пум”. Тревога.