Город Антонеску. Книга 2 - Яков Григорьевич Верховский

что переданные ею деньги нельзя квалифицировать как «взятку», поскольку они представляли собой некий «залог» за освобождение из-под стражи ее мужа – караима Исидора Брейтбурда. Но комиссар Кардашев, преследуя, видимо, свои сугубо личные цели, извратил назначение переданных денег и использовал факт передачи для ее ареста.

Такая интерпретация происшедшего была, конечно, весьма удачной.

На удивление, она прозвучала даже в речи главного обвинителя Военного Трибунала прокурора Атанасиу. Речь этого обычно такого бескомпромиссного прокурора сегодня была вообще достаточно странной, похожей скорее на речь защитника, а не обвинителя. И весь его вид – белоснежная униформа и улыбающееся лицо – свидетельствовали о том, что сегодня, в день Благовещения, прокурор настроен по-праздничному и проявляет необычное милосердие к подсудимой.

Впрочем, сегодня и председатель Военного Трибунала, полковник Читатэ, был облачен в белую униформу и проявлял необычное милосердие.

Процесс, как обычно, шел на румынском, но и председатель, и обвинитель задавали Тасе вопросы на французском, и она, не пользуясь переводчиком, отвечала им на этом же языке.

Свидетелями обвинения были комиссар Кардашев и, к невероятному удивлению Таси, ее давняя подруга Женька Гидулянова!

Предательство Женьки было очень обидно, но зато свидетелями защиты она могла гордиться. На суд пришли ее коллеги, адвокаты Реут и Потапов, жена Харитонова – Нина, жена Дьяконова – Зина и мать историка Вадима Алексеева-Попова – Мириям.

Речь защитника Таси, румынского адвоката Думитреску, тоже была произнесена по-французски и начиналась с настоящего панегирика: «Сегодня я защищаю здесь своего коллегу – талантливого адвоката Наталью Тырмос. По трагическому стечению обстоятельств она находится на скамье подсудимых, а могла бы находиться в одних рядах со мной!..»

Восторженная речь адвоката вызвала даже неуместные в этих стенах аплодисменты, и, чтобы успокоить зал, Читатэ несколько раз стукнул по столу молоточком. Особого недовольства он, правда, не проявил, и вообще в этот праздничный день весь состав Военного Трибунала был необычно добр и почти все его вердикты были оправдательными. Даже румынские солдаты-дезертиры, приговариваемые обычно к расстрелу, на этот раз были «всего лишь» отправлены на фронт.

Тася тоже была оправдана…

Нет-нет, вы вслушайтесь в это слово!

О-прав-да-на!

Румынский Военный Трибунал… оправдал Тасю!

Оправдал женщину, еврейку, пытавшуюся дать взятку комиссару сигуранцы за освобождение ее мужа, тоже, естественно, еврея.

Невероятная история!

Эта невероятная история никак не могла бы произойти в 1942-м.

Она произошла весной 1943-го, после «Сталинграда», когда Великий Маятник Истории уже качнулся в другую сторону и «Красная Собака» Антонеску стал прилагать все усилия для выхода из войны и сокрытия совершенных им преступлений.

Тасе, конечно, повезло: всего за несколько дней до этого, 16 марта, Антонеску подписал Декрет № 6, касающийся «помилования и сокращения наказаний за нарушения законов, совершенных в Транснистрии».

Тасины «преступления» под этот декрет как будто бы не подпадали, но общий «тренд» несомненно помог капитану Атанасиу оказать влияние на приговор.

Родители Ролли были, конечно, безмерно благодарны Атанасиу, но при этом всегда считали, что не последнюю роль в их спасении сыграли свидетели защиты и, в частности, Зина Дьяконова.

Талантливая актриса, она превратила свое свидетельство в настоящий спектакль. Она плакала и смеялась, и клялась, и призывала Бога в свидетели, и совершенно серьезно «вспоминала», как они с Тасей в 20-х годах, будучи еще совсем молодыми девушками, ходили молиться… «именно в этот день, в день Благовещенья»… в кафедральный собор на Соборной площади.

Ради святого дела спасения жизни эта бесстрашная женщина готова была пойти даже на клятвопреступление.

Ей невозможно было не верить.

Ею невозможно было не восхищаться.

Вновь и вновь перечитывая письма Таси, где она с благодарностью вспоминает о Зине, мы вдруг обратили внимание на отсутствие в зале суда ее мужа Александра Дьяконова и задумались о его роли в спасении нашей семьи.

После освобождения Одессы, в апреле-мае 1944-го, Александра Дьяконова не раз допрашивали в различных инстанциях, и он в своих показаниях не раз вспоминал о родителях Ролли. Мы уже писали об этом, да это и не удивительно – они ведь жили по соседству, многие годы дружили и, видимо, продолжали как-то общаться во время оккупации.

Удивительно другое – в одном из свидетельств Дьяконов вдруг пытается объяснить, как родители Ролли, евреи по национальности, сумели выжить и, в частности, пишет: «По рассказу Брейтбурд и его жены Тырмос, они уплачивали крупные взятки полицейским за то, что они не трогали их как евреев и даже учинили им в паспортах надписи, что, хотя в паспортах указано, что они евреи, но в действительности он караим и русская». [Yad Vashem Archives. JM/10577.]

Это очень странное утверждение!

Один из видных представителей «новой одесской элиты», практикующий адвокат, Александр Дьяконов не мог не знать, что «румынские полицейские» никаких таких «приписок» в советских паспортах делать не могли да и не делали, поскольку такие «приписки» евреев не спасали.

Зачем же Дьяконов делает такое заведомо абсурдное заявление?

Особенно абсурдное потому, что существуют свидетельства, что он сам, пытаясь помочь евреям, подделывал паспорта, но делал это гораздо более профессионально – вытравливал каким-то химическим раствором слово «еврей» и вместо него вписывал тушью «караим».

Он мог бы наверняка сварганить такую подделку и для родителей Ролли, и им не пришлось бы «обращаться к румынским полицейским».

Однако для Изи и Таси подделка паспортов была невозможна – свои «еврейские» паспорта они сожгли еще в первые дни оккупации.

Очевидно, поэтому и появилась идея другой, гораздо более хитроумной, подделки – создание фиктивных копий несуществующих документов, которые как бы косвенно подтверждали их нееврейскую национальность.

Но кому принадлежала эта идея?

Тася многие годы не уставала повторять, что все фиктивные документы она придумала сама. И даже в письмах к дочери в Израиль писала: «…и мои документы – фиктивная нотариальная копия свидетельства о крещении… и документы папы – фиктивная копия завещания его отца караима – это все придумала я сама и сама же осуществила…»

Мы на самом деле уже рассказывали вам о том, как в жестокую зиму 1942-го, прячась от угона гетто в развалке на Софиевской, Тася сумела изготовить такие фиктивные документы и даже поставить на них советские печати. В те дни мы основывались на письмах Таси и на детских впечатлениях Ролли о некоем «нотари-усе с усами», к которому «бегала» Тася и которому якобы была подарена «серебряная сахарница и чайница».

Но сегодня, «умудренные» двадцатилетним опытом работы в архивах, мы стали более критично относиться и к письмам Таси, и к детским впечатлениям Ролли.

Вполне возможно, что Тася, признанный специалист по семейным и наследственным делам, сама «придумала» эти фиктивные документы, но