Всё и разум. Научное мышление для решения любых задач - Билл Най

Однако у судьбы-предопределенности есть смазанные формы, которые трудно исключить научными доводами. Очень многие считают, что они не в силах контролировать будущее, и не из-за физических законов, а потому, что они не верят, что в состоянии делать осмысленный выбор или, по крайней мере, принимать практические, осуществимые решения. По этим причинам многие и отрицают саму возможность перемен. Кто-то считает, что «система порочна» и ей манипулируют власть имущие, корпорации и правительственные учреждения. Кто-то чувствует себя в ловушке социальных, экономических или личных обстоятельств, которые не оставляют никаких видимых вариантов. Парадокс в том, что в американском обществе принято поощрять задиристых и непокорных, которые вытаскивают себя за уши из любого болота благодаря упорному труду и верным решениям. С биологической точки зрения не приходится сомневаться, что поведение человека ограничено рамками.

Некоторые нейрофизиологи даже утверждают, что на самом деле никакой свободы воли нет, это иллюзия, призванная замаскировать бессознательные процессы принятия решений в мозге. С другой стороны, любой психически здоровый взрослый способен понять последствия своих действий. Это юридический критерий, позволяющий определить, подлежит ли человек суду. А вот как мы пользуемся этой способностью — совсем другой вопрос.

Одна моя близкая приятельница вот уже лет двадцать постоянно забывает заправить машину, и у нее раз за разом кончается бензин. В психологии это называется «рекапитуляция» — склонность повторять одни и те же поступки, невзирая на последствия. Моя приятельница охотно признает, что могла бы вести себя иначе, однако никогда так не делает — или почти никогда. Однако одно обстоятельство вселяет в меня надежду. Время от времени моя приятельница все-таки понимает, что опять предалась рекапитуляции, и заранее заправляет полный бак. Если бы езда с пустым баком приводила к более серьезным последствиям, а моя приятельница искренне постаралась изменить свои привычки, не сомневаюсь, что у нее это получилось бы. Вспомните, как бросили курить мои родители, когда на них достаточно сильно надавили. Я хочу, чтобы именно к такой свободе воли мы и прибегали. Я хочу, чтобы человечество поступало по-новому, поскольку мы понимаем, что если откажемся так поступать, последствия будут слишком тяжелыми. Определение человека в том и состоит, что мы способны контролировать свое окружение и самих себя, в отличие от остальных биологических видов. В этом наша сила — ужасная и прекрасная.

Тут нужно снова вспомнить о ботанской честности, поскольку именно она — ключ от этого контроля. Она помогает нам осознать, в чем мы предвзяты, что воспринимаем искаженно. Она помогает понять, кто мы и как дошли до жизни такой. С учетом всего этого я стал перебирать в памяти некоторые особенно яркие моменты на собственном пути… к чему? Гм. Точно не к своему предназначению. В конце восьмидесятых я работал инженером-фрилансером и сочинял скетчи или, по крайней мере, пытался сочинять скетчи. Время от времени мне удавалось недельку поработать в юмористической передаче. Я накопил денег и решил, что пора продать свой семнадцатилетний «Фольксваген-жук» и купить себе новую подержанную машину, то есть подержанную машину, которая была бы для меня новой. И купил «Ниссан-стэнзе», сделанный в переходный для этой фирмы год: у моей машины сзади был значок «Ниссан», а на переднем радиаторе — табличка «Датсун». Так вот, оказалось, что на другом конце страны моя сестра купила машину того же производителя, той же модели и того же года выпуска. У нас с ней были одинаковые четырехдверные хетчбэки, белые, с красной обивкой салона. Если это чистое совпадение, то какое-то уж слишком точное. Однако я ни за что не согласился бы, что в мой выбор машины вмешалась судьба. Поэтому я еще немного подумал, как же так вышло.

В детстве мы с родителями часто ездили в отпуск всей семьей. Чтобы в машине хватало места, мама с папой приобрели белый универсал «Шевроле-Бель-Эйр» 1963 года выпуска. Отец хотел белую машину с голубым салоном. Но в той партии нашлась только белая машина с красным салоном. Помню, мама пришла в восторг. Она сказала продавцу по телефону: «Берем!» В этой машине мы провели прекрасные часы. Мы проехали по автомобильным кемпингам вдоль «Скайлайн-драйв» в Национальном парке Шенандоа в Виргинии. Ездили на море в Делавэр. Отец медленно катил по улицам нашего квартала, когда мы с братом разносили воскресную «Вашингтон пост»: выскакивали из задних дверей автомобиля с тяжелыми пачками газет под мышками, а потом заскакивали обратно.

Самое счастливое время наша семья проводила в белом универсале с красным салоном. Поэтому не так уж удивительно, что сестра, решив купить машину, взяла пример с меня. Или я взял пример с нее? Нет, мы не обсуждали эти покупки, совершенные в разных концах страны. Нам просто понравился один и тот же автомобиль, похожий на машину, в которой нам было хорошо. Это ничего не говорит ни о судьбе, ни о генетике. Зато мне это говорит о том, что мы зачастую принимаем за свободу воли сильнейшее влияние уже накопившегося у нас жизненного опыта. Мы — вечные пленники собственного прошлого.

Если мы с вами (надеюсь) хотим стать движителями перемен, нам стоит помнить о своем жизненном опыте и о том, как стойко его воздействие. Мои родители получили высшее образование и служили своей стране во время Второй мировой войны. В японском лагере для военнопленных отец приобрел крайне неприятный опыт. Мама работала в секретном подразделении и была офицером Военно-морского флота. Оба впоследствии сочувствовали Прогрессивной партии. Они не любили об этом говорить, однако я уверен, что и мама и папа считали войну настоящей трагедией, преступным разбазариванием интеллекта и ресурсов человечества. При этом они ценили ту огромную роль, которую способно сыграть государство — не только во время войны, когда нужно отразить врага, но и в обеспечении достойной жизни для своих граждан. Эти ценности передались и мне, причем речь идет о материях куда более важных, чем аккуратненькая белая машинка с красной обивкой сидений. Если я и сам превратился в рьяного прогрессиста, а так и случилось, тут не обошлось без Неда с Джеки. Я знаю, откуда взялись мои ценности, и этот источник мне нравится.

Что касается моих брата и сестры, с годами они разошлись во взглядах. Сестра училась в колледже в Виргинии, в городе Данвилл, вышла замуж за однокурсника, вырастила троих детей. Она работала в разных муниципальных службах Данвилла, в том числе диспетчером на 911. Ее семья живет у самой границы Северной Каролины, в довольно консервативной части страны. В целом сестра такой же либерал, как и я, однако ее детям мои политические пристрастия не по душе. У нас довольно много общих генов, однако мировоззрение у них чуть ли не диаметрально противоположное. Государством племянники, мягко говоря, недовольны и считают, что оно слишком вмешивается в личную жизнь. А брат осел в окрестностях Вашингтона. Его дети выросли там, и все они разделяют прогрессистские взгляды. Поясню свою мысль: семейная генетика — это очень важно, однако среда и окружение влияют на человека ничуть не меньше. Но природа и воспитание — это тоже не судьба.

Так же и с белыми четырехдверными хетчбэками с красным салоном. Свободная воля — это сумма нашего жизненного опыта, влияния семьи, друзей, социальной среды, а в последнее время — все больше еще и интернет-среды. Нас с племянниками, детьми сестры, воспитывали по-разному, и хотя по природе мы почти одинаковые, политические взгляды у нас в итоге разнятся. Дети брата выросли в большом городе, где и люди и уклад примерно такие же, как и в моем детстве, и в результате у них сложилось мировоззрение, похожее на мое. Интересно, что при всей разнице мировоззрений смешит нас одно и то же (я бы рассказал, что именно, но тогда вы решили бы, что наши шутки какие-то не смешные. А это повлияло бы на ваше отношение к моим родственникам, которые уже давно не отвечают за мои юмористические предпочтения).