Цикл Дегона. Бог-амфибия - Вольфганг Хольбайн

И тут я заметил какую-то тень. Я повернулся, насколько мне позволяло мое катастрофическое положение, и… Господи, может, я уже обезумел от страха? Не веря своим глазам, я узнал широкоплечую фигуру, облаченную в водолазный костюм, которая быстро приближалась ко мне. Этот человек энергично размахивал руками, и хотя я не понимал значения всех его жестов, все же догадался, что следует делать, и прекратил дергаться. Человек кивнул, снял с пояса какую-то стеклянную емкость и прикрутил к ней приспособление, напоминающее огромный опрыскиватель для насекомых. Сделав вокруг меня крюк, он остановился на почтительном расстоянии от корпуса корабля и поднял свой странный инструмент. Из емкости вылилось облако желтоватой жидкости и под воздействием течения расплылось по черной поверхности «Наутилуса». Там, где эта жидкость коснулась черного вещества, оно начало сереть, расслаиваться и уже через пару секунд превратилось в мутную вязкую слизь. Мой спаситель удовлетворенно кивнул, поплыл обратно и вновь задействовал свое необычное оружие, используя течение так, чтобы жидкость распределялась по максимально большой площади.

Неожиданно капля этого желтого вещества коснулась моей кожи. Я закричал от боли. Одна-единственная капля раскаленным железом обожгла мою руку, оставив кровоточащую рану размером с шестипенсовик. Это была кислота. Человек в водолазном костюме опрыскивал черный налет настолько сильной кислотой, что она разъедала даже корпус «Наутилуса», протекая в дыры, образовавшиеся в черном налете. Через несколько секунд моя рука стала болеть.

Сперва это было лишь жжение, но затем оно достигло такой интенсивности, что я вновь закричал от боли. Черное вещество, удерживавшее меня на месте, сделалось серым и начало крошиться. Очевидно, кислота разрушала не только те слои плазмы, к которым она прикасалась, но и въедалась в нее все глубже и глубже. По мере того как вещество разрушалось, боль в моей руке росла. И когда ужасная черная перчатка наконец-то спала с меня, я увидел, что до самого локтя моя рука стала красной от собственной крови.

Когда мой спаситель схватил меня под руки и потащил за собой, я уже почти потерял сознание и, пребывая в состоянии, близкому к трансу, отмечал про себя, как он плывет со мной к шлюзу, стараясь держаться подальше от обшивки «Наутилуса». В голове у меня помутилось, и, вскоре после того как мы доплыли до шлюза, я потерял сознание. Но перед этим я успел увидеть лицо своего спасителя. А также лицо второго человека в водолазном костюме, который ожидал нас в шлюзе.

Это были люди, которых я очень хорошо знал. Говард Филлипс Лавкрафт и его телохранитель Рольф.

В доме было тихо. Звуки, которые доносились с улицы, звучали приглушенно и неестественно. Даже свет казался бледнее, а тени длиннее и гуще, чем обычно.

Северал на мгновение задумалась о странной ситуации, в которой она оказалась. Ее состояние было… ужасным. С одной стороны, она вполне понимала сложившиеся обстоятельства и анализировала их с педантизмом ученого. С другой стороны, она чувствовала, что сходит с ума от страха и охватившей ее паники. Но это была какая-то новая, незнакомая ей ранее разновидность страха. Этот страх заглушал все ее душевные порывы, сужая и в то же время обостряя способности сознания. И это было удивительно.

Она взглянула на часы. Было почти одиннадцать. Пение на рыночной площади в течение последнего часа становилось все громче и громче. Когда наступит полночь, голоса сольются в громкий хор фанатичных криков десятков ртов. Они будут призывать его. Северал удивленно нахмурилась, осознав то, о чем только что подумала. Откуда она узнала об этом? Почему она внезапно узнала о том, о чем узнать никак не могла? Ответить на свой вопрос она не смогла и поэтому отложила решение внезапно возникшей загадки на потом, как и решение многих других загадок. Роберт велел ждать в этом доме до восхода солнца, причем он приказал ей каким-то странным образом, так что теперь она не могла ослушаться его.

Встав, Северал хотела подойти к окну, но в этот момент услышала, как хлопнула дверь на первом этаже, и замерла на месте. До нее донеслись чьи-то голоса, но она не сумела разобрать слов. На лестнице раздались тяжелые шаги двух или трех человек. Северал повернулась к двери. Удивительно — она должна была испугаться, но сейчас не ощущала ничего. Не было даже легкого испуга.

Страх не появился даже в тот момент, когда открылась дверь и в проеме возникла чья-то высокая фигура. У Северал появилось странное ощущение, будто наконец произошло то, чего она долго ждала.

— Пойдем со мной, Северал, — сказал Макгилликадди.

И Северал послушалась его.

Мне показалось, что я пробыл без сознания не очень долго. Меня сильно знобило, а кроме холода я ощущал сильную боль, будто надел на правую руку утыканную иголками перчатку. Моргнув, я застонал и осторожно открыл глаза.

Комнату заливал мягкий электрический свет. В двух метрах над моей головой был виден слегка изогнутый потолок из отшлифованного металла. Справа от кровати находился круглый иллюминатор, завешенный тяжелой бархатной портьерой.

Это зрелище мгновенно пробудило во мне воспоминания. Я испуганно сел на кровати, но тут кто-то толкнул меня в грудь. На самом деле меня, конечно, не толкнули, а мягко уложили обратно, но я чувствовал себя совершенно разбитым, и во мне начала подниматься жаркая волна ярости.

— Лежите, молодой человек, — послышался голос рядом со мной.

Рассерженно повернув голову, я увидел чернокожего мужчину с короткими курчавыми волосами.

— Что все это значит? — раздраженно спросил я. — Я…

— Я вам сейчас объясню, что все это значит, — строго перебил меня незнакомец. — Я взял на себя смелость сделать вам болеутоляющий укол, но вам следует подождать еще десять минут, прежде чем лекарство подействует. Если вы этого не сделаете, то вам будет так плохо, как еще никогда в жизни, друг мой.

Я удивленно посмотрел на негра, затем вытащил руку из-под покрывала и поднес ее к глазам. На руке белела повязка, наложенная почти до локтя, причем так плотно, что я не мог пошевелить пальцами. Рука ужасно болела.

— Кто вы? — спросил я уже более спокойно. — И что произошло?

Незнакомец приветливо улыбнулся.

— Меня зовут Обот, — представился он. — Я доктор. Думаю, что лучше позвать кого-нибудь, кто сумеет вам все объяснить.

С этими словами он встал, положил шприц в карман своего белого халата и подошел к двери, но в последний момент остановился:

— Окажите любезность самому себе и тому бедному матросу, который убирается в этой комнате: не вставайте с кровати, мистер Крейвен.

После этого он ушел, а я остался один. С любопытством осмотревшись, я обнаружил, что нахожусь не в той каюте, где жил на «Наутилусе» в первый раз. Эта каюта была больше и роскошнее. Кровать, на которой я пришел в себя, была ручной ковки, и ей, по-видимому, было лет сто, не меньше. Картины, украшавшие металлические стены, принадлежали кисти старых мастеров — я сразу понял это, хотя и не разбирался в живописи. Мебели было не много, но все эти изящные предметы вполне могли бы находиться в Букингемском дворце. Я подумал, что нахожусь, скорее всего, в каюте Немо.